Искусственная конечность дала трещину. И, что было очень странно, из нее сочилась кровь.
— Как?..
— Где?..
Капитан смотрела на редкие красные капли, потрясенная не меньше других. Фремло уже подскочил к ней и теперь крутил и вертел руку, тыча в нее пальцем. Напхи, точно проснувшись, попыталась оттолкнуть его, но не тут-то было, доктор продолжал осмотр.
— У вас довольно глубокий порез, капитан, — объявил он наконец. И, с презрением оттолкнув от себя руку так, словно она была горячая, он повернулся к команде и продолжал: — Ваша рука, капитан. До сей поры заключенная в металл и кротовую кость. Не отсутствующая, а только скрытая. Ваша настоящая левая рука сильно порезана, капитан.
Молчание расползалось нефтяным пятном. Напхи спокойно подтянулась. По ее лицу не прошло и тени смущения. Медленно, даже демонстративно, она подняла свою кровоточащую конечность, не мигая, глядя в толпу.
— В самом деле, — сказала она, наконец. — Я попрошу вас сохранить это в тайне.
— Все это время… — прошептал Вуринам. Мбенда переводил взгляд с Напхи на своего друга Вуринама, с одного на другого, туда и обратно. — Вы лгали! — продолжал Вуринам. — Вы как будто играли с нами в какую-то игру. О, я понимаю! Это для того, чтобы вас принимали всерьез. — Вуринам, выпучив глаза, драчливо приплясывал в своей пыльной шубенке. — Чтобы быть как они все.
Притворство было на самом деле знаком чести, признаком напряженности желания. Быть может, Напхи боялась, что полное владение телом, данным ей от рождения, обличало в ней серьезный недостаток воли? Да, очень похоже.
Она снова подтянулась.
— Есть те, — сказала она. Сказала самым величественным тоном, на какой только была способна. — Чья вера. В свою философию. Проистекает из потери одного из членов. Чудовищный укус и нарушение целостности тела словно пришпоривают их воображение. Их жажду мести.
— Это слабость с их стороны, — сказала она. — Я столько не ждала. Но я, как и другие, познала, что значит терпеть страдание и боль ради своей философии. И так далее. И, следовательно. — Она подняла свою механическую руку-перчатку. — Я не разделяю вашей точки зрения. Моя суровость к себе, мистер Вуринам, заключается в том, что я принесла жертву своим отказом ее приносить.
Закручено было лихо. Вся команда, один за другим, уставилась на Вуринама. Тот негодующе затопал.
— Бессмыслица какая-то! — в отчаянии завопил он. — Это же полная ерунда!
— Я тут вот что подумал, — сказал доктор Фремло. — По-моему, сейчас нас должно заботить не то, где этот Насмешник Джек. И даже не кости, кожа и проводка нашего капитана. — Тут откуда-то донесся шум, похожий на урчание локомотива. — Давайте подумаем о том, что сейчас по-настоящему важно. Мы только что потеряли двоих товарищей. — Доктор сделал паузу, чтобы все успели как следует это осознать. — И дело сейчас не столько в том, где находится крот, сколько в том, чем он там занят.
Фремло указал на проход, который они только что миновали.
— Думаете, это он случайно затормозил тогда и подал сигнал, когда мы были там, где мы были? Он хотел, чтобы мы сюда пошли. Он нарочно заманивал нас в ловушку.
— Не сходите с ума… — начал было кто-то.
— Он заманивал нас в ловушку, — перебил его Фремло. — Этот крот пытается нас убить.
Настала долгая пауза, когда говорил только ветер. Все ждали, что вот-вот услышат зычный хохот Джека Насмешника, или хотя бы его громкое фырканье, но нет, крот молчал.
— О, Каменноликие, помогите нам, — сказала, наконец, Жед де Йиммер. Капитан Напхи пощелкала пальцами, точно лошадь — подковами. — Что нам делать? — продолжала Жед. — Все так жутко, что жутче просто некуда.
Со стороны реальности было бы непростительной ошибкой никак не отреагировать на подобную мольбу. И, не успели последние слова сорваться с губ Жед, как над их головами что-то засвистело, и маленькое, крепкое, тяжеленькое тельце плюхнулось с неба прямо Вуринаму в руки.
Все завизжали. Вуринам тоже завизжал и шарахнулся, но то, что на него упало, держало крепко, и Вуринам разглядел тревожно корчившуюся мордашку, силившуюся что-то передать. Это была мышь Шэма. Дэйби, все еще с передатчиком на лапке.
Время для Шроаков?
Пока нет.
Шэм засучил рукава, подошел к береговой линии и посмотрел на руины.
Собрав в кулак все свое мужество, он, ценой больших усилий, проявляя невероятную осторожность, заставил себя ступить сначала на рельсы, затем на шпалы, а с них и на разные другие твердые фрагменты искусственного и естественного происхождения, до которых только мог дотянуться. В отдельных местах он отваживался даже ступать на землю, волоча за собой самодельную тележку. Так Шэм добрался до руин некогда величественного товарняка, теперь лишенного всех украшений. Там он стал копать землю и извлекать из нее обломки.
Работа была опасная, но он справлялся. Свои находки он свозил на берег. Собирал мусор. Еще пара вылазок на развалины, и у Шэма набралась куча ньютиля длиной в ярд. С наступлением ночи он принялся скреплять обломки. Когда на следующий день снова встало солнце, он встретил его гордым обладателем хижины.
Наведавшись в трюмы потерпевшего крушение товарняка, он обнаружил, что тот, на его счастье, перевозил семена. Шэм их посадил. И продолжал строить до тех пор, пока на берегу не появился целый небольшой город из рифленого железа. Его урожай рос. Шэм собирал дождевую воду и ткал лен. Приручил местных животных и натаскал с поездов еще всякой всячины. Научился печь хлеб.
На второй год ему стало скучно, но, к счастью, он обнаружил на своем острове следы другого человека. Пойдя по ним, он встретил дикаря, который был так поражен его появлением и наружностью, что с радостью стал его слугой. Вместе они продолжали строительство, и еще через несколько лет Шэм смог собрать настоящий поезд, на котором он покинул новую страну, созданную им из обломков старых, и с ветерком помчался назад, на Стреггей.
Ничего подобного.
Замерзший, напуганный, голодный, Шэм сидел на берегу. Глядел прямо перед собой, в никуда. Фантазия ему нисколько не помогала. Она была неубедительна.
Он жевал… ну, так, нашел какой-то листок.
— Мммм, — сказал он вслух. — Смолистый. Ты будешь первым ингредиентом нового напитка, который я намерен создать. — Он погримасничал и сглотнул. — Я назову тебя шибучка.
Он и в самом деле выстроил себе укрытие из всякой ерунды, которую постеснялся бы назвать утилем — это были просто обломки, найденные им на берегу. Да и слово «выстроил» он сам тоже не использовал бы: так, прислонил один обломок к другому. Опять же, слово «укрытие» тоже мало подходило к тому, что у него вышло: так, груда мусора какая-то.
