Затем позвонил Лидии.
– Мне надо дополнительно пять тысяч долларов на исследования: доступ к базам данным, оплату хакеров. Я даже в общем не могу пока рассказать, что происходит. Если через неделю ты скажешь, что история того не стоит, я возмещу расходы из своего кармана.
Мы проспорили минут пятнадцать. Я сочинял на ходу: ронял темные намеки на ПАФКС и надвигающуюся политическую бурю, но ни разу не обмолвился о намеченном переезде Мосалы. Под конец Лидия сдалась. Я сам удивился.
Через программу, которую оставил(а) Кувале, я отправил шифрованное послание: «Нет, я не приметил никого из ваших бандитов. Однако если вы рассчитываете на меня не только как на питательную среду для вибрионов, то расскажете мне все подробности: кто эти люди, кто их нанял, что у вас получилось при анализе оружия… все. Это мое последнее слово. Встретимся через час на том же месте».
Я сел и попробовал собрать воедино все, что знаю. Биотехнологическое оружие, биотехнологические интересы? Так или иначе, бойкот чуть меня не убил. Я всегда видел обе стороны законов о генетическом патентовании, с равным недоверием относился к корпорациям и пиратам; теперь симметрия разрушилась. Я долго оставался равнодушным наблюдателем – стыдно признаться, но я определился, лишь когда шарахнуло меня самого, – но сейчас я созрел, чтобы всем сердцем принять технолиберацию. Я был готов на все, чтобы обличить врагов Мосалы и поддержать ее начинание.
Впрочем, «Бич Бойз» не лгали. Оружие, созданное «Ин-Ген-Юити» или ее сторонниками, не рассыпалось бы из-за такого пустяка, как нарушенный мелатониновый ритм. Это больше походит на работу гениального дилетанта, ограниченного в знаниях и в средствах.
ПАФКС? Культы невежества? Вряд ли.
Другие технолибераторы, решившие, что планы Мосалы только вьшграют, если нобелевская лауреатка падет мученицей за идею? Не знающие, что им противостоят антропокосмологи, которые в принципе разделяют их цели, однако, мало того что не считают людей разменными пешками, но и присвоили конкретной научной знаменитости статус создателя Вселенной?
В этом есть ирония: холодная прагматичная фракция технолибераторов оказалась гораздо более фанатичной, чем их квазирелигиозные оппоненты.
Ирония – или непонимание.
Ответ Кувале пришел, пока я был в душе, смывал отмершую кожу и кислый запах, который так и не отошел в больничной ванне.
«Данные, которые вы хотите видеть, нельзя открыть в указанном вами месте. Встретимся по таким-то координатам».
Я взглянул на карту острова. Спорить было не из-за чего.
Я оделся и направился к северным рифам.
Там, где не проложены трамвайные пути, перемещаться оказалось проще всего на грузовиках, идущих вглубь острова. Грузовики эти, на огромных шинах, управлялись автоматически и следовали по установленным маршрутам; население пользовалось ими как общественным транспортом, хотя расписание то и дело нарушали, затягивая погрузку и разгрузку, морские фермеры. Кузов каждой машины разделялся поперек дюжиной низеньких барьеров, образующих отсеки, в которые попарно, как скамейки для пассажиров, втискивали упаковочные клети.
Что-то Кувале не видать. Может, едет другой дорогой. Грузовик шел на северо-восток. Кроме меня – пассажиров двадцать. Ужасно хотелось поинтересоваться у соседки: а что, если какому-нибудь фермеру вздумается загрузить кузов так, что для людей на обратном пути места уже не останется? И почему пассажиры не решаются пошарить в ящиках, раздобыть какой-нибудь снеди на халяву? Сомнительная она какая-то, эта всеобщая гармония в Безгосударстве; только вот задавать вопрос, что так и вертелся на языке – «Послушайте, почему же вы не взбеленитесь и не испортите себе жизнь?» – тянуло все меньше.
Ни на секунду не поверю, что так может жить вся планета, только осторожный оптимизм Манро теперь становился понятнее. Живи я тут – стал бы пытаться смести островок с лица земли? Нет. В погоне за призрачным сиюминутным успехом затеял бы обреченный на поражение мятеж? Надеюсь, что нет. Так почему же из какого-то смехотворного самомнения я вообразил себя расчетливее и умнее среднего жителя острова? Сумел я распознать, как шатко благополучие их сообщества, – значит, могут и они. И действуют соответственно. Активное равновесие. Жизнь на волоске. Выживание посредством ухода в себя.
Кузов был закрыт брезентовым навесом, но борта оставались открытыми. По мере приближения к океану местность меняла облик: вот, сверкая в солнечных лучах, точно припорошенные серебристо-серым снежком реки, появились влажные зернистые прожилки кораллов. Энтропия охотно разрушила бы мощные рифы, обратила их в грязь и слякоть, смыла остатки в океан, но ей больше любо другое: поток солнечной энергии питает вгрызающиеся в обломки кораллов бактерии-литофилы, которые цементируют рыхлый известняк в плотную полимер-минеральную массу вокруг побережья. Безупречно четкий биологический процесс, приводимый в действие безукоризненными по форме, точно отлитыми по микроскопическим, с молекулу величиной, лекалам катализаторами-ферментами, – вечная насмешка над индустриальными химическими гигантами девятнадцатого и двадцатого столетий с их технологиями сверхвысоких температур и давлений. Да над самой геологией насмешка! Череда субдукций, миллиарды лет спрессовывающих и метаморфизующих морские осадки в недрах земли, здесь, в Безгосударстве, – всего лишь никому не нужный архаизм, как конвертер Бессемера или агрегат для синтеза аммиака по методу Габера.
Грузовик двигался между двумя широкими потоками раздробленных кораллов. Вдалеке виднелись еще потоки: они расширялись, сливались, торчащие между ними, точно пальцы, рифы утончались и исчезали; и вот вокруг уже больше слякоти, чем твердой земли. Полупереработанные кораллы все грубее, поверхность все каменистее; появляются поблескивающие лужицы воды. Среди белесого известняка тут и там попадаются уцелевшие цветные прожилки – не тусклые обломки городских зданий, нет – яркие, бросающиеся в глаза, красные, оранжевые, зеленые и голубые. Грузовик и так пропах океаном, но вскоре запах стал еще сильнее.
Несколько минут – и пейзаж переменился. Теперь узкую извилистую дамбу окружали затопленные водой обширные банки из живых кораллов. От разноцветья рифов рябило в глазах; живущие на разных видах коралловых полипов водоросли-симбионты вырабатывают целый спектр фотосинтетических пигментов – и даже на расстоянии бросались в глаза морфологические различия в строении минерализованных скелетов каждой колонии: скопления округлых, вроде гальки, остовов; буйные дебри толстых трубковидных отростков; изящные, напоминающие папоротник, веточки. Создатели, безусловно, упражнялись в биоразнообразии: и во имя экологической стабильности, и стремясь во всей красе продемонстрировать биоинженерную виртуозность.