— Господин генерал, позволите ли сделать пропозицию по тактике?
— Да, полковник?
— Мои егеря не могут прикрыть весь строй с углов каре, тем более на ходу. Разрешите растянуть их внешней линией, чтобы отстреливаться, не останавливая марш. В случае вражеской атаки они просто бросятся на землю, не мешая огню фузилеров. Этот прием отработан.
Д'Энсберг нахмурился, глядя на скачущих вокруг турок и важно кивнул.
— Что ж, попробуйте. Надо что-то делать с этими дикарями.
Вражеские кавалеристы действительно доставляли много неприятностей. Еще вчера испытав драгун генерала Януса прямыми атаками и убедившись в бесплодности оных, турки переменили образ действий. Держась всей толпой за пределом досягаемости мушкетного огня, они высылали конных стрелков, кои поодиночке подскакивали ближе и палили прямо с коня в плотный строй русских солдат, затем уносились, уступая место другим таким же. Стоило нашим полкам остановиться для отпора наглецам, они разлетались прочь, как только мы начинали маршировать — возвращались, подобно рою комаров, готовых выпить кровь жертвы по капле, но всю без остатка. Наше счастье, что лишь несколько тысяч турок имели винтовки, большинство ограничивалось саблей и пистолетами. Не прошло и часа, а мы имели десятки убитых и более сотни раненых, особенно же угнетала солдат малая уязвимость неприятеля.
Прямоугольник, размером в полверсты, образованный шестью пехотными полками, медленно двигался навстречу другому подобному — только у драгун коноводы держали лошадей в середине строя. По моему приказу жиденькая цепочка егерей, с интервалами в пять-десять шагов, опоясала каре. Та самая фор-линия, о которой некогда говорил Брюс. Обыкновенно пятьдесят сажен занимает батальон, у меня же при таком построении — капральство. Предельная дистанция, на которой можно командовать голосом. Капрал получает столько же самостоятельности, сколько имеет обыкновенно штаб-офицер. Строжайший наказ от меня был следить, чтобы по каждой цели стрелял только ближайший солдат, самое большее — двое, иначе слишком часто придется делать смену. Не следовало использовать в каждый момент более полубатальона.
За спинами фузилеров я вкруговую объезжал строй, наблюдая за точным исполнением распоряжений. Слишком велик соблазн для солдат побыстрее отстреляться и уйти внутрь каре на перезарядку, требуется постоянно их удерживать от слишком частого огня. Постепенно, не с первой смены, это удалось наладить. Как только турецкий удалец отделялся от массы и опасно приближался к нам, один из егерей по команде останавливался, поражал его метким выстрелом и скорым шагом догонял свое место. Если пуля шла в лошадь, другой стрелок добивал спешенного всадника. Люди быстро воспряли духом, встречая одобрительными возгласами каждое удачное попадание.
Больше не было нужды останавливать всех, чтобы отгонять редких вражеских кавалеристов. Быстрота нашего движения возросла несказанно. Пройдя верст пять вперед, мы соединились с драгунским корпусом, сменили его конных гренадер, прикрывавших ретираду, своими гренадерскими батальонами и еще до полудня вернулись к армии в полном порядке, но с почетным эскортом из тридцати тысяч турок. Я получил подробные сведения обо всем, происходившем в авангарде, от бригадира Жана-Николаса Моро де Бразе (в России его величали Иваном Николаевичем), с которым у нас установились приятельские отношения, несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте. Он хороший рассказчик, а я — внимательный слушатель, к тому же нашлись общие знакомые: Моро был уроженцем Дижона, где мне довелось некогда служить, и знал многих офицеров моего прежнего полка. Судьба их оказалась печальна: при Бленхайме (эту баталию еще называют второй Гохштедтской) полк подвергся почти полному истреблению и более не возобновлялся. Если рассуждать строго логически, ранивший меня на дуэли юный де Треземан явился спасителем моей жизни. Нет сомнения, что впереди ожидала гибель, если бы все шло, как я хотел.
Гвардия вместе с дивизией Алларта атаковала турок. Они не стали удерживать позиции. Нас по-прежнему окружала одна конница в громадном числе, пехота и артиллерия вражеские таились неясной угрозой где-то за горизонтом. К вечеру стало известно решение военного совета отступать. Выступив за час до полуночи, армия двигалась в большом беспорядке, обнаруженном на рассвете, увы, не только нами, но и турками. Проклятый обоз чуть не стал причиной общей гибели: в узком дефиле несколько повозок опрокинулись на косогоре, еще более стеснив проход и принудив арьергард остановиться, в то время как впереди продолжали движение. Каре, образованное всей армией, разорвалось.
За несколько лет до сего, расспрашивая однажды Адриана Козина о походах Василия Васильевича Голицына в Крым, я выразил недоумение: как совместить сведения об отягощении армии громадным обозом со всевозможными запасами и вскоре — о бедственном положении и голодной смерти ратников. Адриан Никитич посмотрел на меня… Ну, в общем, снисходительно посмотрел и ответил:
— Так отягощают обоз имуществом одни, а голодом помирают другие.
Вот это я ныне наблюдал в таком размере, что князю Василию не снилось. Большинство полков уже три дня сидело совсем без хлеба (и до этого долгое время рацион едва достигал половины положенного). Быки и бараны, пригнанные с польской Украины на мясо, пали от бескормицы или достались татарам. Тощие обозные клячи с обтянутыми шкурой ребрами — единственное, что могло сойти за пищу в пределах досягаемости. Даже мой тайный запас сухарей совсем истощился. Накануне последние остатки его раздали своим солдатам, пока воровски не добрались чужие.
Одновременно генералитет, богатая часть офицеров, гвардейцы тащили за собой возы барахла, вовсе не нужного в походе, вплоть до мебели. Вчерашний приказ государя сжечь все лишнее получил очень вольную трактовку. Но мебель — ладно, она, по крайней мере, есть не просит. Еще больше мне не нравилось присутствие в обозе множества офицерских жен с детьми, коим лучше бы находиться в безопасном месте. При недостатке жизненных припасов каждая посторонняя персона отнимает пропитание у одного солдата, но и это не самое худшее. Хуже привычка поминутно оглядываться, больше заботясь о сбережении обоза, чем о победе в бою. Царь подал неразумный пример, прихватив беременную на шестом месяце Екатерину, еще не венчанную, но собственной его властью объявленную законной женой.
Когда сей цыганский табор раскорячился поперек дефиле, разрыв между дивизией Алларта и гвардией, шедшей в арьергарде, открылся для неприятельской конницы. Не стану упрекать генералов, что ничего не сделали — я тоже спал в повозке, убедившись, что турки ночью не воюют. Круглые сутки бодрствовать невозможно. Капитан моего полка Федор Непогодин, за нехваткой штаб-офицеров исполнявший должность батальонного командира, единственный поднял тревогу, а батальон вывел на угрожаемый участок. Правда, без греха не обошлось: замешкавшись при перестроении в каре, одна из рот наполовину полегла под вражескими саблями. Промежуток в две с лишним версты одним батальоном не перекрыть, посему, прежде чем подоспела помощь, некоторое число татар и турок добралось до повозок. Скоро им стало не до грабежа, и сильно навредить они не успели, больше под сим претекстом разграбила собственная наша нестроевая сволочь: денщики, извозчики и иже с ними. Часа два драгоценного времени армия провела в замешательстве. А потом целый день мои егеря вместе с гвардейцами отбивались от турок в арьергарде.
