— Ну так сделали бы его постоянным, — пожал плечами Валентин, которому этот экскурс в историю уже начал надоедать. Обруч наверняка объяснил бы все куда подробнее и доходчивее. — Несколько заклинаний, колдун-смотритель…
— Временным оно было не потому, что так называлось, — перебил его Григорий, — а потому, что ничем реально не управляло. Нарисованный на холсте фасад, за которым медленно разваливается ветшающий дом. Весь семнадцатый год мы потратили на то, чтобы найти хоть какую-то замену Самодержцу. Вас вряд ли впечатлит моя следующая фраза, но поверьте, я до сих пор произношу ее с горечью. Мы остановились на кандидатуре Ульянова, поскольку остальные были еще хуже. Ульянов справился, но какой ценой!
— Брестский мир? — спросил Валентин, предположив, что для колдунов наиболее неприятной была потеря территории. И тут же понял, что ошибся.
— Десять миллионов погибших, шесть миллионов неродившихся, — ответил Григорий. — А теперь самое время задать вам, Валентин Иванович, настоящий вопрос. Вы хотя бы в общих чертах представляете, откуда берется Сила?
— Представляю, — сухо ответил Валентин. — Скапливается в предметах культа, которым поклоняются люди. Думаю, после революции предметов культа у вас оказалось предостаточно, а вот с их воспроизводством возникли ощутимые проблемы. Или с товарищей Троцкого и Кирова тоже можно было подкормиться Силой?
Григорий потер бородку и прищурился:
— Шутить изволите, Валентин Иванович? Попробуйте как-нибудь на митинге подкормиться, от Боткина или Байкова, сами все поймете. Чтобы Силу в Источник вдохнуть, человек должен себя отдавать потоку, а не самому потоком становиться. Никакой силы мы с этих парадов да демонстраций не получили, впрочем, как и Германский орден со своих факельных шествий. Не ради Силы все делалось, Валентин Иванович; ради самой жизни!
Понятно, почему не ради Силы, подумал Валентин. «Русский коэффициент». По крайней мере одно его свойство я уже установил: он работает с уже существующими Источниками. Намолить новые Орден за последние девяносто лет никак не мог, однако Силу тратил, не считаясь с затратами.
— Я правильно понял, — решил ускорить разговор Валентин, — что Февральская революция резко изменила взгляды Ордена на людей? Точнее, на методы, которыми ими можно управлять?
— Не точнее, — ответил Григорий. — Методы работы с людьми всегда одинаковы — отбираешь созидателей, отсеиваешь разрушителей. Крушение монархии только облегчило эту работу — теперь мы могли выбирать из куда большего числа кандидатов. Вот только количество, вопреки утверждениям этих самых кандидатов, никак не хотело переходить в качество… Но я отвлекся, прошу прощения; вы спрашивали, что изменила в нас революция? Давайте сделаем еще пару шагов, и я покажу вам, что она изменила.
Валентин посмотрел за спину Григорию и сразу понял, каким будет следующий экспонат его частной коллекции. На мраморном постаменте между двумя витринами мирно покоился черный станковый пулемет. «Максим», наверное, подумал Валентин; даже по Пангийским меркам, неприятная штуковина.
— Вот, — сказал Григорий, положив руку на пулемет. — В самом конце позапрошлого века, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, эта машина смерти помогла горстке англичан уничтожить в одном бою пятнадцать тысяч суданцев. В прошлом на такое были способны лишь колдуны, а теперь этому и люди научились. Ну а в тысяча девятьсот сорок пятом, — Григорий сделал еще пару шагов, — люди такое создали, о чем колдуны даже и не мечтали.
Валентин обнаружил перед собой укрытый темным покрывалом цилиндр, похожий на большой водонагреватель. Григорий приподнял руку ладонью вниз, покрывало взмыло под потолок, и Валентин понял, что квадрат арматуры с одной стороны водонагревателя похож скорее на стабилизатор бомбы, нежели на потолочный крепеж.
— Что это? — спросил Валентин.
— Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, — ответил Григорий. — Литл бой, «Малыш», как ее назвали создатели. Точная копия, которую я раздобыл только в шестьдесят третьем году.
— Вы истинный коллекционер, — с чувством произнес Валентин.
Ему очень хотелось отойти от бомбы подальше. Обычное оружие было камуфляжу что слону дробина, взрывы мощностью до нескольких тонн тротила заставили бы включиться магический метаболизм. Но против ядерного взрыва могла помочь только гравитационная ловушка Саши Ледовских, все еще не вышедшая из лабораторных испытаний.
Колдунам было отчего бояться людей.
— Бомба, — сказал Григорий, позволив покрывалу опуститься обратно, — это всего лишь логическое продолжение пулемета. После революции мы поняли, что люди умеют кое-что еще, чем просто приносить нам Силу. Они научились убивать друг друга в больших количествах, чем при обычных войнах между орденами, и преследовать собственные цели, которые мы никогда не закладывали им в головы. Революция заставила нас задуматься: а только ли мы одни управляем этими послушными существами?
Пока гром не грянет, мужик не перекрестится, подумал Валентин. Могли бы и раньше догадаться, что были бы послушные существа — а уж желающие ими покомандовать найдутся.
— Когда вы узнали об иллюминатах? — спросил Валентин.
— По-настоящему — только после войны, — развел руками Григорий. — Очень уж тонко у них все было выстроено. Пока мы по старинке заметных людей контролировали да за большими сборищами присматривали, иллюминаты скрываться учились, а когда научились, тайновластие изобрели, искусство людей направлять втайне от них самих, и притом безо всякого колдовства. Посетил я тогда еще, в шестнадцатом, лейтенанта Рейнера, поспрашивал — самолично решил он Распутина устранить, безо всякого чужого влияния. Абсолютно уверен был, шельма, что все правильно делает, сепаратный мир предотвращает; а что великую империю одним выстрелом уничтожил, так того до конца жизни так и не понял. Ладно бы приказ у него был, устный или письменный, — понятно было бы, кто планы строил, с кем дальше дело иметь. Ан нет — сам придумал! Ну и как прикажете его истинных хозяев искать?
— Ну, я бы биографию поднял, — подумал вслух Валентин. — Из какой школы выходец, кто на должность рекомендовал… Хотя, конечно, по одному такому Рейнеру ничего не вычислишь, тут минимум десяток подобных событий нужен.
— Вот то-то и оно, — вздохнул Григорий. — Умники среди людей и раньше встречались, но чтобы одновременно и от нас спрятаться, и между собой сговориться — такого никогда не бывало. Не сразу мы поняли, с кем дело имеем, только когда бомба взорвалась, догадываться начали. А они тем временем, бесы, собственную магию придумали. Пройдемте, Валентин Иванович, дальше, я вам кое-что пострашнее бомбы покажу!
