И еще небольшие цитаты из «Сокровища»:
«Душа его пела вместе с циклотронами. Он был пьян от счастья. Ощущение рычага в руках было для него как вино, а сверкающие звезды в пространстве — как манящие маяки, а старый «Метеор» был волшебным кораблем, способным достичь самых дальних пустынь Бесконечности…»
и «Одиссеи:
«Корабль, казалось, висел в бездне крохотной замысловатой игрушкой, инертной и недвижной. Он летел быстрее всех небесных тел Солнечной системы, далеко опережая по скорости все планеты, но ничто не выдавало этого стремительного движения…»
Задача Гамильтона — создать ощущение головокружительного действия, ввергнуть читателя в череду событий, сменяющихся (как порой пишут в аннотациях) с калейдоскопической быстротой. Не напрасно автор называет «Метеор» волшебным кораблем! Он именно волшебный, ибо способен за несколько часов покрыть два с половиной миллиарда километров между Землей и Ураном, стремительно перелететь с Титании на Оберон, а потом с Оберона на Землю. И эта сумасшедшая скорость совершенно не отражается на здоровье экипажа. Правда, перегрузка убивает одного из астронавтов — глубокого старика, зато остальным она не приносит особых неудобств.
В отличие от своего коллеги Кларк не считает придуманный им корабль волшебным. «Дискавери» движется быстрее всех тел Солнечной системы, но в сравнении с космическими расстояниями скорость его ничтожна. И дело опять не в том, что Кларк более эрудирован, нежели Гамильтон, а в том, что перед автором «Одиссеи» стоит задача прямо противоположная задаче автора «Сокровища». Кларк всячески подчеркивает, что Космос огромен, что созданные человеком корабли не могут двигаться быстрее, чем это позволяют физические законы и хрупкость человеческих организмов. Иными словами, автор «Космической одиссеи» остается реалистом, разумеется, в рамках сделанного им фантастического допущения.
Это вынужденно беглое сопоставление двух произведений, являющихся в своем роде образцовыми, позволяет нам сделать вывод, что писатели, позиционирующие себя как научных фантастов, стремятся к максимальной реалистичности и научной достоверности своих описаний. В то время как авторы космоопер, включая фантастические боевики и реваншистские «гермошлемозакидательские» агитки, намеренно жертвуют достоверностью, а порой и элементарной наукообразностью ради сохранения темпа повествования, сюжетной динамики и воздействия непосредственно на читательские эмоции.
И еще один очень важный вывод. Даже по приведенным фрагментам видно, что в литературно-художественном отношении космическая опера Э. Гамильтона не уступает научно-фантастическому роману А. Кларка и при этом на порядок менее достоверна с точки зрения элементарной школьной физики. Но чтобы какое-либо литературное произведение можно было считать художественной литературой, оно должно основываться на системе образов, и только. Высокая степень достоверности здесь не является непременным условием, степень достоверности может быть минимальной. Для НФ же одинаково важны и система образов, и достоверность. То есть можно постулировать, что собственно художественные достоинства не являются некой абсолютной ценностью, позволяющей либо признать произведение фантастической литературы безусловным шедевром, либо отнести его к ловким ремесленническим поделкам. А значит, соотносимость с общелитературными канонами не может быть основным критерием оценки научно-фантастического произведения.
И все же не хочется заканчивать на пессимистической ноте. Хочется верить, что возвращение на звезды нашей фантастики состоится. Ведь если Россия и другие бывшие республики бывшего СССР и впрямь достойны быть ведущими игроками на мировой арене, они должны возродить фундаментальную и прикладную науку, воссоздать инженерно-технический корпус, сделать втузовское образование престижным. И скорее всего, это произойдет, потому что другого выхода нет. И тогда потребность в НФ возрастет. Она есть уже и сейчас, как показали опросы, проведенные в Живом Журнале. Так, может, не ждать, когда наши страны вновь станут великими? Может, начать движение навстречу будущему? В конце концов, фантасты мы или кто?
И разве не НФ — краеугольный камень здания Ее Величества Фантастики и его же «золотое сечение»?
Как только ни называли научную фантастику: литературой крылатой мечты, призванной звать молодежь во втузы, и чтением для второгодников, беллетристикой научного предвидения и Золушкой на балу серьезной словесности, научным вымыслом и опережающим реализмом. Определений было найдено столько, что каждый теперь вправе выбрать себе любое понравившееся. Мы не станем вводить новое. Мы не будем даже говорить о том, что такое научная фантастика в нашем понимании, а интересующихся отсылаем к нашей же статье «НФ — «золотое сечение» фантастики». Мы хотим рассказать о том, что произошло с научной фантастикой на русскоязычном литературном пространстве-времени, и даже о том, как это произошло. Разумеется, все нижеизложенное всего лишь наша гипотеза, и верность принципу «бритвы Оккама» не позволила бы нам умножать сущности, не возникни острая необходимость. Необходимость говорить всерьез о том, что нас волнует. И мы надеемся, что не только нас одних.
На дворе конец пятидесятых годов прошлого века, дует холодный ветер с Невы, уютно потрескивают в печи дрова, а старинная пишущая машинка «Ундервуд» с дивно отрегулированными клавишами выстукивает строчки будущих глав одной из самых популярных книг одного из самых популярных писателей столетия. Писатель этот еще молод, работается ему удивительно легко, он все еще мыслит себя научным фантастом, и кажется, что так будет всегда. Но так ему только кажется! Ведь современная научная фантастика невыносимо скучна, она страдает дурной дидактичностью, казенным ура-патриотизмом, «фанфарным безмолвием и многомудрым безмыслием», а хочется уже чего-то другого, чего-то странного! И это другое вскоре находится.
«Наши произведения должны быть занимательными… Не бояться легкой сентиментальности в одном месте, грубого авантюризма в другом, небольшого философствования в третьем, любовного бесстыдства в четвертом и т. д., такая смесь жанров должна придать вещи еще больший привкус необычайного. А разве необычайное — не наша основная тема?..» Законный вопрос! И в дальнейшем мы постараемся показать, что ответ на него не так уж и прост, но сейчас мы не об этом. А о том, что найденный нашим героем метод и впрямь весьма соблазнителен. Долой классическое триединство времени-места-действия! Даешь смешение жанров! Уж не знаем, догадывался ли тогда наш герой, что открыл секрет Полишинеля, что на Западе уже многие фантасты работают в этом направлении, не суть дело. Для отечественной фантастики тех лет, получившей название «фантастики ближнего прицела», такой подход был, без сомнения, нов и свеж и давал массу возможностей.
