Первой и главной проблемой для центрального правительства страны, если можно было называть страной ближнее Подмосковье, дальше которого сила власти не распространялась, должна была стать, конечно, проблема снабжения выживших граждан продуктами питания. И в этом отношении серьезной напряженности, как ни странно, пока не существовало.
Дело заключалось в том, что неприкосновенный продовольственный запас, хранившийся на секретных государственных складах перед началом катастрофы, усилиями подразделений МЧС удалось вывезти с периферии почти полностью. А был он весьма немалым.
Во всех странах мира такой запас, предназначенный на случай непредвиденных обстоятельств, составлялся из расчета необходимости прокормить каждого человека в течение двух месяцев в отсутствие всякого пополнения извне. В России государственный продовольственный резерв формировался даже на три месяца чрезвычайной ситуации, но в действительности продуктов было еще больше — сыграло свою важную роль то обстоятельство, что неимоверными усилиями народа в условиях военного поражения и повсеместной неразберихи лета 2012 года урожай, тем не менее, был снят наполовину и сразу же ушел в стратегические хранилища.
Из ста сорока миллионов жителей Российской Федерации в живых после катастрофы осталось едва ли несколько миллионов; простой арифметический подсчет показывал, что запаса продуктов должно было хватить как минимум на сорок месяцев от момента начала сбора людей в убежища (а если учитывать запасы последнего урожая, то и на шестьдесят месяцев). С начала организованной эвакуации прошло сорок месяцев с небольшим, поэтому никаких опасений за продовольственное будущее населения в течение полутора ближайших лет правительство не испытывало.
Обстановка была спокойной, нападения от кого бы то ни было больше не ожидали, поэтому армия была демобилизована почти полностью, и уже в сентябре начались работы по расчистке улиц городов и ремонту пригодных зданий и сооружений. Обнаружил себя прежний стереотип демократического мышления: казалось, что чем скорее и больше свободы получат люди, тем быстрее они оправятся от психологического давления пережитого ужаса. Кроме того, подобным образом власть сняла с себя значительную часть ответственности за дальнейшую судьбу граждан: продовольственный паек в целях неоправданной расчетом экономии давали только занятым на работах по восстановлению инфраструктуры, и значительная часть людей, желавших жить независимо, вернувшись на свою родину, оказалась за пределами поля деятельности слабой еще системы органов социальной защиты.
Первым симптомом будущего кризиса явилось дружное нежелание руководства эвакуационных лагерей, расположенных за пределами Подмосковья, подчиняться воле правительства. Этот важный признак остался недооцененным и послужил лишь ненужному успокоению чиновников, посчитавших, что так им будет только легче справиться с управлением ситуацией. В результате половина уцелевшего населения страны осталась вне его контроля, и попала под влияние мародеров.
Следовало действовать ровным счетом наоборот: буквально «вести за ручку» каждого до момента достижения им устойчивой бытовой определенности. Этого не было сделано и множество людей оказалось на обочине жизни — как будто за ее «бортом». Так случилось оттого, что деятельность правительства была вынужденно «зациклена» на столице и ответственные чиновники даже не собирались выезжать в провинцию для налаживания там порядка. Понятное дело: едва успели опомниться от большой беды.
Трагизм ошибки, которую совершило правительство, расформировав боеспособные войска, станет ясен уже вскоре и тогда будет поздно «отрабатывать» ситуацию назад. А пока люди с воодушевлением занимались восстановлением прежней устроенной жизни.
Поскольку от убежищ до Москвы было далеко, а пригодного для перевозок рабочих транспорта и горючего для него не хватало, то хотя бы небольшую часть людей удалось разместить в летних палаточных лагерях на окраинах столицы. Остальным приходилось пешими колоннами ходить на работу в город и к вечеру так же возвращаться обратно. На улицах работали армейские полевые кухни, воду привозили в автоцистернах.
Кроме работ по расчистке городских дорог и улиц самым важным было восстановление магистрального водоснабжения и электроподачи. Если монтаж водопроводных труб можно было производить с помощью автогенной сварки, то ни один насос не мог работать без электричества — на ремонт городских ТЭЦ и ближних к городу ГРЭС отправились специализированные бригады ремонтников.
Задача по восстановлению узлов энергоснабжения была чрезвычайно сложной, поскольку все сооружения сильно пострадали от землетрясений и мороза, однако к концу лета удалось наладить работу агрегатов двух средней величины энергоблоков. Появление электричества стало первой серьезной победой над разрухой: от этих электростанций запитывались станки ближних механических заводов, что обеспечивало начало восстановления длинной цепи преемственных технологических процессов. Уже на первых подключенных к электросети предприятиях можно было ремонтировать разнообразное оборудование, и это давало возможность запускать в работу все новые и новые звенья существовавших прежде производственных технологий. На следующий год можно было начинать ремонт и строительство капитального жилья, хотя грядущую зиму планировали переживать в прежних условиях.
О сельскохозяйственном производстве еще не думали, однако прогноз синоптиков на будущий сезон позволял надеяться, что с новой весны удастся заняться земледелием и животноводством, пусть и в небольших поначалу масштабах. Семена и животных для этой цели, конечно же, сохранили, а технику, помещения для скота и земледельческие площади надеялись подготовить к посевной кампании. Главным тут было начать, а дальше, как говорится — «само пойдет»!
Жизнь постепенно налаживалась, радость светилась на лицах людей. Горе было не за горами, но о нем еще никто не догадывался: оно придет внезапно уже в самом начале зимы, до которой пока было далеко.
Выехавшая из Тулы в последней декаде летнего теперь месяца декабря (июня по-новому), группа Орлова добралась до Москвы нескоро, хотя в прежние времена можно было доехать до нее за полдня: на их пути произошло немало злоключений.
Уже километрах в двадцати от города машина уперлась в какую-то реку, мост через которую смыло паводком. Видно было, что раньше эта речка не представляла никакого серьезного препятствия; о таких говорят — «воробью по колено», но теперь ее ложе было покрыто слоем льда толщиной в три-четыре метра, а сверху него бурным потоком бежала талая вода. Соваться через лед было опасно: вдруг под ним пустота!
