— Знаешь, много лет назад я проводил кучу времени в этих краях, но этого заведения не помню.
— Я завела его всего месяц назад, — объяснила Рэра, — как только получила лицензию. Пытаюсь устроить какое-то постоянное дело. В бизнесе, понимаешь, очень важно быть дружелюбной. Надеюсь видеть тебя здесь часто.
— Гм, — сказал Кошер и отпил из кружки.
— Я пыталась начать дело еще несколько лет назад. Переняла его у своего умершего друга. Но как раз в то время начали действовать неды, и однажды ночью разгромили помещение. А здесь не прошло и двух недель, как я начала, у меня уже были неприятности. Одна из этих враждующих друг с другом банд вломилась сюда утром. Убили девушку, а полицейских конечно, никогда не бывает, когда они нужны.
У стойки начался спор. Рэра повернулась, нахмурилась и спросила:
— Что вы там говорите насчет всего этого?
Жилистый мужчина с обветренным лицом громко говорил, а зеленоглазая женщина рядом смотрела на него. А сам он глядел на другого мужчину.
— Нет, здесь все прогнило. Все.
— Кто тебе сказал, что прогнило? — засмеялся кто-то.
— Это я сказал, Сайтон-рыбак. А это моя жена, Грелла, ткачиха. И мы говорим, что весь ваш остров прогнил!
Женщина положила руку на плечо, ее глаза молили о молчании.
— И позвольте мне сказать еще кое-что. Я всегда жил на материке, и у меня был сын. Он стал бы таким же хорошим рыбаком, как и я. Но ваше испорченность заманила его на ваш остров. Вы морили его голодом на материке и соблазняли здешней рыбой, выросшей в аквариуме. Ну, мы последовали за ним. И где он теперь? Может, он заработался до смерти в ваших аквариумах? Или ходит с вашими бандами недов? Или, может, потерял добрую морскую соль из тела в ваших гидропонных садах? Что вы с ним сделали? Что вы сделали с моим сыном?
— Проклятые иммигранты, — пробормотала Рэра. — Подожди минутку, ладно? — и она пошла к стойке. Жена того человека уже пыталась вывести его, и Рэра помогла ей. Он уже становился опасным.
Рэра вернулась, вытирая руки о юбку.
— Иммигранты, — повторила она и села. — Вообще-то я ничего не имею против них. Среди них есть разные люди, есть хорошие, есть не очень. Но попадаются и вот такие фрукты. Странное дело, женщина показалась мне знакомой. Вроде бы я ее уже где-то видела. Правда, все эти зеленоглазые с материка похожи друг на друга. О, ты уходишь? Ну, приходи, приходи сюда еще. Здесь по-настоящему дружелюбное место.
Выйдя, Кошер остановился перед дощатым забором, покрытом остатками наклеенных когда-то плакатов. Прямо по ним кто-то написал красным мелом:
«Ты попался в ловушку в тот яркий миг, когда узнал свою судьбу.»
Неправильная форма букв, может быть, сами слога произвели на него странное впечатление. Старый Кошер пошел дальше. Сердце его разрывалось.
В далекой вселенной с дюн сыпался белый песок.
Что есть город?
Это место, где время проходит не как время. Место, где механические движения родника, лодки и механизма замедлялись бы до полной остановки. То же справедливо для тока крови, для кости, мускула, нерва. Однако, психические сверкания фотона о фотон работают нормально, если не увеличивать скорость.
— Но почему эта изолированная империя Земли так важна?
— Разве у них такая передовая технология, что эта работа о случайных полях даст нам оружие для полной победы над Лордом Пламени?
— Может ли историческая работа предсказать нам результат нашей великой войны?
— Разве среди наших культур нет искусства, способного научить состраданию, фиксирующему место жизни по вселенной, так же блестяще, как эти стихи?
Множество разумов разными способами и словами сформулировали барьер недоумения. В ответ пришел тройной смех.
— Земляне важны, потому что Лорд Пламени сейчас среди них, а «сейчас» — это неточное толкование отражающей концепции пересекающегося межгалактического времени, включающего в себя смоделированное прошлое и будущее. Но если эти земляне прибудут, само их появление возвестит нашу победу над Лордом Пламени, и не будет нужно изучать их документы, разве что только назидания нам. Если они не прибудут, то мы пропали.
Недоумение сменило концентрацию.
— Вы увидите, почему, — сказал тройной голос. Двойное солнце спустилось к горизонту, и в городе настала тишина.
— Откинь голову назад.
Он откинул.
— Теперь подними колени и откинься назад.
Он откинулся, чувствуя вращение перемещающегося веса от запястий к плечам. Его ноги медленно опустились на мат.
— Прекрасно, — сказала она. Он выпустил кольца.
— На сегодня достаточно?
— Более, чем достаточно. Перерабатывать не надо, Джон. В этом нет ничего хорошего. Входи в это легко. Ты уже великолепно делаешь. Откуда у тебя такая координация?
Он пожал плечами, сходя с мата.
— Мышцы я нарастил в тюрьме, копая тетроновую руду. А насчет остального — право, не знаю.
— Ты меня удивил, — сказала Алтер. — Метод, каким ты занялся акробатикой, впечатляет.
— Это как раз то, чему я хотел научиться. Не хочу быть неуклюжим. Давай в душ, а потом поедим чего-нибудь.
— Прекрасно.
Они вышли из гимнастического зала и отправились к душам, когда группа молодежи в купальных костюмах вышла из смежного холла. Толстая, с низким лбом девушка выхватила полотенце у исключительно высокого юноши с лошадиным лицом. Другие засмеялись и продолжали путь.
— Ты видела, как плавает эта девушка? — спросил Джон. — Скорость ее прямо фантастична.
— Я видела ее утром. Ты прав. Эти сто ярдов просто поразительны.
Они проходили мимо двух парней, подпиравших стену. Те смотрели вслед пловцам.
— Проклятые чужаки, — пробормотал один.
— Посмотрим, как они пойдут ночью по Адскому Котлу, — ответил другой, оскалил зубы и стукнул кулаком по стене.
Джон и Алтер хмуро переглянулись и расстались у душевых.
Через десять минут Джон с распаренной кожей и мокрыми волосами вышел во двор. Брызги воды из алюминиевого фонтана блестели на солнце. Алтер уже стояла там, слегка двигая загорелыми плечами и длинными ногами в сандалиях. Он подошел к ней и вдруг нахмурился.
— Что это?
— Где? — она повернулась и удивленно раскрыла глаза. — Я раньше не видела этого.
На металлической поверхности бассейна кто-то написал:
«Ты пойман в ловушку в тот яркий миг, когда ты узнал свою судьбу».
— Что это должно означать? — спросила Алтер.
— Не знаю. Но это вызывает у меня странное ощущение.
Где-то что-то зажужжало. Один человек во дворе поднял голову, потом другой, и, наконец, все глаза обратились к поющему небу.