Он лишь собирался выйти из дому, когда вдруг снова ощутил удар по сознанию и увидел уже знакомый туман…
Александр Ирвин принял дежурство, но Левинскому не хотелось уходить из рубки. Он ужасно боялся пропустить что-нибудь важное. Что именно — он и сам не знал. Но ему казалось, что должно произойти еще нечто такое, что лучше не пропускать. И он болтался из угла в угол, пока Ирвин наконец не прикрикнул на него:
— Ну чего ты тут мельтешишь, молодое поколение? Занялся бы чем-нибудь конструктивным!
— А чем? — поинтересовался Левинский. — Дел-то и нет никаких!
— Ну, тогда почитай что-нибудь душеспасительное, — предложил Александр. — А то у меня такое впечатление, что ты вот-вот превратишься в маятник.
— Ну и превращусь, — обиделся Левинский. — Тебе-то что?
— Ты меня отвлекаешь.
— Не выдумывай. От чего тебе отвлекаться? Ничего же не происходит.
— Вот от ничего и отвлекаешь. Я мог бы, например, подумать о чем-нибудь приятном или полезном, а ты там топаешь без передышки, не даешь мне сосредоточиться.
— А, ну тебя, — безнадежно махнул рукой Ле-винский и направился к выходу из рубки. Но на самом пороге он оглянулся — и замер. — Саня… — прошептал он.
Но Ирвин уже и без него прекрасно видел, что один из дополнительных мониторов потемнел.
— Чего это он?
Ирвин потянулся к ручкам настройки, но в это мгновение и все остальные экраны затянула непроницаемая мгла.
— Не трогай! — пискнул Кейт, хотя Ирвин и сам застыл с протянутой к клавиатуре рукой.
Потом, спохватившись, Александр вызвал командира. Корин вихрем промчался по коридору от своей каюты и, чуть не сбив по-прежнему торчавшего у порога Левинского, ворвался в рубку:
— Что?..
— Опять… — негромко ответил Ирвин.
— Ага! — торжествующе вскрикнул командир. — Наверное, учуяли, что предыдущая передача была недостаточно яркой.
— А как же, учуяли, непременно, — пробормотал Ирвин, включая дублирующую запись и прямую передачу на Землю и берясь наконец за настройку. Но,само собой, ничего настроить ему не удалось. Экраны по-прежнему оставались темными.
— На этот раз гораздо четче, — язвительно бросил Левинский, сдвигаясь наконец с места и подходя к пульту. — Просто как студийная постановка.
Корин озадаченно потер нос и посмотрел на Ирвина. Тот лишь пожал плечами. Сказать ему пока что было нечего.
Разведчики долго ждали, напряженно вглядываясь в темноту, но на экранах по-прежнему ничего не происходило. Тьма оставалась тьмой. Так прошло почти полтора часа.
И вдруг…
Когда все трое землян, сидевшие в рубке, уже перестали надеяться увидеть на этот раз хоть что-то, все экраны одновременно взорвались светом.
На каждом из них вспыхнула далекая неведомая звезда.
Потом она сдвинулась вправо и вверх, и разведчики увидели инспектора Ольшеса, лежавшего, как им показалось, без чувств в какой-то комнате. И снова все исчезло.
На экраны вернулось нормальное изображение.
— Что это с Данилой? — задумчиво произнес командир.
— Это он с ними общается — уверенно ответил Ирвин.
— Ну-ну… — пробормотал командир и попытался вызвать инспектора по личной связи. Инспектор, само собой, не откликнулся.
— Может, слетаем туда? — предложил Ленинский. — Может, ему там чего надо, а?
— Если ему чего понадобится — сам скажет, — Х назидательным тоном ответил Корин. — А нам в инспекторские дела нос совать не полагается. Пора бы уже и запомнить.
— Да я разве что… — Но тут Левинского осенила новая идея. — Да ведь если он без сознания, как он может сказать? Ну, вот я бы и слетал, проверил, а? Девочки-то уже нет рядом, кто за ним присмотрит?
Корин, рассеянно глянув на молодого техника, сообщил:
— Как вернемся — подам рапорт. С предложением открыть в Разведкорпусе новое подразделение. Отряд сиделок при инспекторах-особистах. И чтоб тебя там сержантом назначили.
— Ну ты уж совсем, — рассердился Левинский. — А вдруг он в коме?
— Ага, в коме, — согласился Ирвин. — Это его дарейты довели. Может, ахнем по ним из цикло-бласта, чтоб не безобразничали?
Левинский, разобидевшись всерьез, ушел из рубки. И потому не услышал прозвучавшего через несколько минут вызова инспектора Ольшеса.
…Спасенные шаманом кочевников икринки медленно росли, охраняемые короткопалым Куксом. А потом из них выбрались крохотные дарейты. Им приходилось нелегко, потому что это море было совсем другим, чем то, в котором жили их предки, в котором появились на свет икринки. Многие погибли при штормах, многих съели хищные рыбы, кто-то не выдержал новой пищи, состава воды, другого воздуха… да и звезда здесь была другая, и чего-то в ее лучах не хватало дарейтам… но кое-кто все же дожил до такого возраста, когда уже никто и ничто не могло им угрожать.
Но когда дарейты достаточно подросли, чтобы выйти, как их предки, на сушу, и построить дома, они обнаружили, что рядом с ними живут другие разумные существа и эти существа обладают неким странным свойством… Но поначалу дарейты и не думали, что особенности разумных двуногих могут оказаться опасными, что из-за их необычных свойств со временем, через много поколений, могут возникнуть слишком сложные и запутанные проблемы.
Но именно так оно и вышло. И проблема отношения моря и суши со временем становилась все сложнее и сложнее.
А началось это так…
Один из дарейтов внезапно почувствовал, как в его мозг проникает чья-то мысль — не только без позволения, но и вообще не понимая этого… Чье-то сознание случайно, блуждая без какой-либо цели, заглянуло в мозг дарейта… и ужасно при этом удивилось. Оно ничего подобного не ожидало и не желало.
А дарейт оказался не в силах закрыться от него.
Вот так и началось невольное общение жителей моря с коренными обитателями этой планеты.
Дарейты ничего не могли изменить. Они не могли сами, по собственному желанию, отказаться говорить с жителями суши. Просто потому, что сила мысли некоторых разумных двуногих была такова, что они с легкостью проникали в сознание дарейтов, не стремясь к этому, не понимая, не осознавая… наоборот, им казалось, что это дарейты зовут их, хотят говорить с ними…
Но дарейты совсем этого не хотели. Ведь жители суши, навязывая им свои непонятные мысли и требуя исполнения своих нелепых желаний, мешали нормальной жизни дарейтов, мешали правильному росту новых поколений… а на этой новой планете и без вмешательства чужого сознания новые поколения появлялись реже, чем на родине, и они были так слабы и малочисленны… И они не могли строить дома на берегах, потому что воздух здесь был слишком другим. А жить только в воде было вредно для дарейтов.