— Он ненормальный, — нетвердым голосом сказал Мур. — Он увлек за собой Пеллига. Уведите его отсюда Элеонора, иначе он начнет здесь пожирать ковры.
Бентли растерялся. Он открыл было рот, но не произнес ни звука.
— Он ушел, — наконец вымолвил он. — Они все ушли: Веррик, Мур и этот восковой паяц.
Элеонора втолкнула его в комнату и закрыла за собой дверь. Она закурила сигарету и жадно затянулась дымом.
— Бентли, ты совершенно ненормальный.
— Я пьян. Это все этот горлодер Каллиосто. А правда, что тысяча рабов медленно задыхается в метановой атмосфере ради того, чтобы Веррик смог залить глотку?
— Садись. — Она пододвинула к нему стул и принялась ходить перед ним кругами, прямая, как марионетка. — Все рушится. Мур настолько горд своим Пеллигом, что готов показывать его всему миру. Веррик никак не приспособится к своему новому положению, он все думает, что по — прежнему имеет своих телепатов для поддержки. О, господи!
Она отвернулась от Бентли и закрыла лицо руками. Бентли смотрел на нее, ничего не понимая. Она скоро взяла себя в руки и достала платок, чтобы вытереть глаза.
— Я могу что — нибудь для вас сделать? — с надеждой спросил он.
Ничего не отвечая, она высыпала из чашки лежавшие в ней конфеты, налила в нее из кувшина воды, умыла лицо и вытерла его вышитой занавеской.
— Послушай, Бентли, — сказала она. — Уйдем отсюда.
Она быстро вышла. Бентли поспешно встал и последовал за ней. Ее маленький силуэт с голой грудью тихо, как привидение, скользил среди мрачных владений Веррика: витрин, впечатляющих статуй, лестниц, покрытых мягкими коврами.
На каждом повороте стоял робот, ожидая возможных приказаний.
Они вышли на пустой этаж, погруженный во мрак и тишину. Элеонора подождала, пока он догнал ее.
— Я иду спать, — чистосердечно призналась Элеонора. — Ты можешь тоже идти или вернуться, как хочешь.
— Вернуться? Куда?
Он шел следом за ней по коридору, в который выходили приоткрытые двери комнат.
Бентли услышал голоса. Некоторые показались ему знакомыми: голоса мужчин и неясные бормотания женщин. Вдруг Элеонора исчезла.
Он оказался в полном одиночестве.
Бентли двинулся на ощупь в зыбкой, полной неизвестности темноте. Он сильно ударился о какую — то мебель и целый каскад предметов посыпался сверху и рассыпался у его ног. Ошеломленный, он попытался отступить. Раздался грубый голос:
— Что вы здесь делаете?
Это был Херб Мур. Его лицо медленно появилось из темноты. Вначале бледное, призрачное, оно постепенна налилось кровью.
— Ваше место не здесь! Убирайтесь вон! Идите к другим таким же отбросам! Класса 8–8! Не смешите. Кто вам сказал!..
Бентли ударил его. Из разбитого лица брызнуло что — то жидкое.
Бентли оказался оторванным от земли, затем начал задыхаться, зажатый липкой массой. Он сопротивлялся, стараясь ухватиться за какую — нибудь опору.
— Хватит! — приказала Элеонора. — Ради бога, остановитесь вы оба!
Бентли остановился. Рядом с ним тяжело дышал Мур, вытирая окровавленное лицо.
— Я вас убью, негодяй! Вы еще пожалеете о том, что ударили меня, Бентли.
Бентли заметил, что он сидит на чем — то низком и, наклонившись вперед, старался снять ботинки.
Его куртка валялась перед ним. Вскоре рядом с ней на шикарном ковре оказались его ботинки. В комнате был свежий воздух, стояла полнейшая тишина, в углу мигал свет.
— Запри дверь, — совсем рядом раздался голос Элеоноры. — Мне кажется, Мур совершенно потерял голову. Он, как ненормальный, бродит по коридорам.
Бентли подошел к двери и повернул в замке ключ. В центре комнаты Элеонора, подавшись вперед и подняв ногу, медленно расшнуровывала сандалию. Ошеломленный, он смотрел на нее почти с религиозным чувством. Одним движением ног она сбросила сандалии, расстегнула свой облегающий тело костюм и сняла его. Ее голые лодыжки блеснули на свету, заплясали перед ним. Не будучи более в состоянии выносить это, Бентли зажмурился. Затем он почти упал на нее, и она его обняла.
Он чувствовал под собой ее влажные руки, ее трепещущие груди с красными твердыми сосками. Она подпрыгнула, задрожала и снова сжала руками его тело.
Рычание в его голосе усиливалось и плескалось через край. Он закрыл глаза и кротко отдался несущему его потоку.
Он проснулся нескоро. В комнате стоял ужасный холод. Ни одного звука, никакого проявления жизни. Он поднялся: непреклонный, суровый, голова полна неясными фрагментами.
Сквозь открытое окно проникал серый свет раннего утра, хлестал резкий ледяной ветер.
Он оглянулся по сторонам, стараясь собраться с мыслями.
Тут и там среди сваленных горой покрывал и одежд виднелись очертания лежащих человеческих тел. Он споткнулся об эти тела, полуголые руки, меловой бледности ноги. Все это шокировало и ужасало. Он увидел Элеонору, спавшую около стены. Одна рука ее была вытянута вперед, маленькая кисть сжата в кулачок.
Она нервно дышала сквозь приоткрытый рот. Продолжая пробираться вперед, он вдруг резко остановился.
В слабом свете он различил черты своего друга Эла Дэвиса, спокойно спавшего в объятиях жены.
Оба полностью отключились оттого, что их окружало.
Он стал различать и других. Некоторые храпели. Один мужчина заворочался, просыпаясь, другой застонал и пошарил руками вокруг, ища покрывало. Под его ногой, которой он раздавил стакан, образовывалась маленькая черноватая лужица.
Вот другое знакомое лицо, брюнет с приятными чертами лица…
Да это его собственное лицо!
Он отступил к двери и оказался в холле, утопавшем в желтом свете. Охваченный ужасом, ничего не видя, он побежал вперед. Голые ноги проворно несли его по нескончаемым пустым коридорам, вверх по бесконечным лестницам. Он куда — то повернул и оказался в алькове, из которого не было выхода. Он стоял против большого зеркала.
Неясный силуэт парня в зеркале. Безжизненное насекомое, подвешенное в желтеющей водной глубине. Он тупо уставился на льняные волосы, невыразительные вялые губы, бесцветные глаза. Руки безвольно висели, словно в них не было костей.
Тихое, неподвижное, что — то бесцветное и выхолощенное, смотрело на него пустым остановившимся взглядом и не издавало ни звука.
Он завыл, и изображение исчезло. Он углубился в коридор цвета пыли. Его ноги едва касались ковров. Он не чувствовал больше под собой земли.
Он взлетел, как бы подталкиваемый вверх ужасом. Он был только чем — то воющим под высоким куполом крыши.
С вытянутыми вперед руками, слепой и испуганный, он несся с ошеломляющей скоростью, врывался в двери, пересекал комнаты, мчался по коридорам, безнадежно кружил по одному месту, тщетно бился в витражи, пытался куда — нибудь вырваться.
