Владимир Михановский - Гостиница «Сигма»

— В эти протоколы можете селедки заворачивать, — отрезал представитель Космосовета. Он резким движением поставил недопитый стаканчик кофе на подоконник, так что коричневая жидкость выплеснулась на розовый пластик. — Вы ведь сами видели, как проходили сегодняшние испытания. С каждым часом Тобор вел себя все хуже, все неувереннее.

— Но он преодолел все препятствия, — напомнил Суровцев.

Представитель Космосовета кивнул.

— Преодолел, вы правы, — согласился он, — но сделал это на пределе своих возможностей. А если он загубит звездную экспедицию, в которую его пошлют, тогда что? В комнате воцарилось тяжелое молчание. Помрачневший альпинист подумал, что, как ни крути, логика на стороне представителя Космического совета. Но, пожалуй, уж слишком они приуныли, зеленогородцы. Испытания-то ведь еще не закончены. Завтра третий, заключительный день. Тобор соберется, как говорится, с духом и все наверстает…

— Что ж, нам остается, товарищи, подвести итоги, — нарушил паузу представитель Космосовета.

Словно подслушав мысли альпиниста, Аким Ксенофонтович произнес:

— Не слишком ли рано, уважаемый коллега, итоги подводить? У нас еще сутки в резерве.

— Ну, вот мы и подошли к главному, — сказал представитель Космосовета. — Нужны ли они, завтрашние испытания? Я лично думаю, что нет. Он обвел взглядом погрустневшие лица ученых и продолжал: — По-моему, счастье, что Тобор не погиб сегодня, свалившись в вулкан. А завтра испытания еще похлеще. Так следует ли подвергать его ненужному риску? Вы не хуже моего знаете стоимость этой белковой системы.

— Я категорически против прекращения испытаний, — негромко, но веско произнес Петрашевский.

— А если Тобор погибнет? — сощурился представитель Космосовета. — Вы представляете, чем рискуете?

— Знаете, уважаемый коллега, без риска не было бы прогресса, — сказал Аким Ксенофонтович. — Землю до сих пор населяли бы стаи обезьян, перепрыгивающие с ветки на ветку. Да и при таких прыжках приходится рисковать, вот ведь какая штука получается-то!..

— Ценю ваше остроумие, академик, но мне кажется, в данном случае оно неуместно, — сказал представитель Космосовета и побарабанил пальцами по подоконнику.

— Ну, почему же неуместно? — возразил Петрашевский. — Между прочим, без риска Юрий Гагарин не взлетел бы в космос 12 апреля 1961 года.

— Я требую прекратить демагогию!.. — покраснев, высоким фальцетом прокричал представитель Космосовета. — Властью, данной мне, я прекращаю дальнейшее проведение испытаний!

— Хочу вам напомнить, коллега, что мне тоже дана кое-какая власть, — сказал Петрашевский.

Они стояли друг против друга, словно два петуха, готовые к бою.

Первым опомнился оппонент Петрашевского.

— Ох, Аксен, Аксен, горячая головушка, — произнес представитель Космосовета, и в его устах прозвище, данное академику изобретательным Тобором, прозвучало настолько неожиданно, что Суровцеву показалось, будто он ослышался. — Мы сколько с вами знакомы, Аким Ксенофонтович? — продолжал представитель Космосовета. — Лет тридцать? Да, пожалуй, никак не меньше.

— Пожалуй, — согласился Петрашевский.

— И всегда, сколько помню, вы голову готовы сунуть под топор.

— Готов, если этого требуют интересы дела, — упрямо боднул воздух Аким Ксенофонтович.

— Интересы дела! — повторил представитель Космосовета. — Можно подумать, что я, — ткнул он себя пальцем в грудь, — только о собственном благе пекусь.

— Не знаю, не знаю, дорогой коллега, — пробурчал Аким Ксенофонтович.

— Кстати сказать, зря вы меня, милый мой Аксен, «дорогим коллегой» честите. Право, я этого не заслужил.

— Зря так зря, — охотно согласился Петрашевский. — Так что, проводим завтра завершающее испытание Тобора?

— Боже, ну до чего вы настырны, академик, — досадливо поморщился представитель Космосовета. Он уже не казался Суровцеву таким моложавым, как в полутьме сферозала, а выглядел постаревшим и обрюзгшим.

— Под мою ответственность, — сказал Петрашевский.

— Господи, ну до чего человек неразумный, — покачал головой представитель Космосовета и величаво оглянулся, словно призывая в свидетели всех, кто безмолвно слушал их спор. — Мне ли говорить, во сколько обошелся государству Тобор? Его стоимости достаточно, чтобы выстроить целый городок в пустыне… Ну зачем вам, друзья, горячку пороть? Разберетесь сообща, в чем там дело, устраните неполадки, доработаете модель и тогда выходите снова на испытания, милости просим!

— Тобор конструктивно исправен, и мы завтра же докажем это, — отрезал Петрашевский.

— Слова, слова… — протянул представитель Космосовета. — А знаете что, друзья мои? Давайте-ка оставим вопрос открытым до утра. Я вновь просмотрю все материалы, прикину… Вы уж мне все материальчики подкиньте, — обратился он к Петрашевскому. Тот кивнул с озабоченно-просветлевшим лицом.

На улице было сыро. Осенний ветер гнал по асфальту опавшие листья. Вечерело, и разноцветные пластиковые дорожки, бегущие к дальним куполам зданий, начинали наливаться светом.

— Какая роскошь — открытый мир!.. — пробормотал вестибулярник, плотнее запахиваясь в плащ.

Люди двигались плотной озабоченной гурьбой, над которой, казалось, незримо витало облако усталости, разочарования и недоумения.

Суровцеву асфальта не хватило, и он шагал прямо по увядшей траве, влажной от поздней свинцовой росы.

Альпинист шел молча, не вступая в разговор, временами становившийся общим. Наконец, улучив момент, он нарушил внезапно возникшую паузу:

— Прошу извинить… Я, конечно, не специалист, в биокибернетике мало чего смыслю… Но, по-моему, никто еще не сказал о главном в сегодняшних испытаниях!

Все обернулись к говорившему, и альпинист, преодолевая смущение, пояснил:

— Вы только о недостатках Тобора толкуете… А как он через вулкан перепрыгнул?! Это ж додуматься только!

— Такая уж наша доля, молодой человек, изъяны выискивать, — вздохнул представитель Космосовета.

— А Тобор и впрямь интересно прыгнул, — вступил в разговор молчавший до сих пор инженер. — Вы так запрограммировали его, Иван Васильевич? — обернулся он к Суровцеву.

— Отнюдь, — покачал тот головой.

— Значит, это сам Тобор на ходу придумал? — восхитился альпинист. — Прыгать с грузом, с тем чтобы потом отбросить его?..

— Не совсем так, — сказал Суровцев. — Прыжок с тяжестями знали и несколько тысячелетий назад, им пользовались легкоатлеты древности. Я узнал об этом, когда побывал в Греции, в местах, где некогда проводились древние Олимпиады… Несколько дней и ночей бродил, как зачарованный, среди руин, храмов и стадионов, рассматривал на мраморных плитах полустертые временем надписи… Представьте, они мне поведали немало. Скажем, легендарный грек Тилон пролетел в прыжке, пользуясь гантелями, более шестнадцати метров и навсегда вошел в историю спорта землян.