– Это еще что? – подозрительно спросил Коршунович.
– Коньяк, – коротко объяснил Золотых. – «Ереван», тридцать четвертого года. Давай, за удачу. Она нам понадобится…
Он наполнил два сферических бокала и постучал к Чеботареву. Тот вторично отворил маленькое окошечко в передний салон.
– У тебя рация выключена? – спросил Золотых.
– Нет. А что? – Чеботарев ничего не понял.
– Выключи.
Тихое пение эфира в переднем отсеке тут же смолкло и теперь слышен стал только шорох ходовой и тихое урчание привода.
Золотых подал Чеботареву свой бокал, а сам наполнил еще один.
– Давайте, хлопцы. За удачу.
И они сомкнули бокалы, старясь не пролить ни капли драгоценного напитка. Коршуновичу пришлось для этого привстать, а Степе Чеботареву – обернуться чуть не на сто восемьдесят.
Операция «Карусель» началась.
* * *
Юркая «Ласка» мчалась по ночной сибирской трассе, покачиваясь на неровностях и вжимаясь в редкие повороты. Впереди тлели габариты точно такой же «Ласки». А сзади пристроился кто-то посолиднее, «Росомаха», кажется. Генрих расслабленно откинулся на спинку кресла. Водила, плечистый сибиряк лайкообразной морфемы, сноровисто манипулировал пестиками. Дороге было очень далеко до европейского автобана, и здесь наполненный бокал на крыше экипажа не продержался бы и нескольких секунд. Азиатская специфика, что поделаешь…
Позади тихо переговаривались по-своему двое балтийцев, Юрий и Рихард. Почему они решили ехать вместе с ним – Генрих не знал. Весь остаток дня после тестов в тренажерной и тире и весь вечер они провели по соседству, в одном и том же кабинете, только Генрих – в кресле у окна, а балтийцы – на диване перед аквариумом с какими-то национальными сибирскими карасями. Генрих присмотрелся к этой колоритной парочке еще в тире, на контрольных стрельбах из пулевых пистолетов. Оба стреляли на заглядение, сто из ста. Только Юрий классически, неторопливо и надежно, а более молодой Рихард – жестко, быстро и зло. Но тем не менее – точно. Генрих тоже выбил сто из ста, и молчаливый шарпей-китаец, тоже сто, и смуглый малый из Турана, с совершенно не туранским разрезом глаз – тоже. Только россиянин по имени Баграт, невесть зачем вклинившийся в группу агентов, которые сдались Сибири, выбил восемьдесят восемь с девяти выстрелов, да и то только потому, что на девятом выстреле пистолет намертво заклинило. Стрелять заново Баграт не стал, бросил ненадежную технику на стол и ушел. А стрельбу из иглометов распорядитель-сибиряк попросту отменил.
– Генрих, – негромко спросили сзади по-европейски. – Мы можем поговорить?
Говорил Юрий, эрдель, тот, что постарше.
Генрих обернулся, насколько позволяло кресло, и забросил руку на тонкую штангу, к которой крепились ремни безопасности.
– Поговорить? О чем?
– О сложившейся ситуации. Как европейцы с европейцем. Балтия – это ведь Европа, не так ли?
– Россия, – заметил Генрих, – тоже Европа. Самая настоящая.
– А Сибирь, – с непонятной злостью вставил дог, – нет.
Генрих покосился на водителя.
– А ведь он наверняка понимает по-европейски, – сказал Генрих.
– Конечно, понимаю, – тоже по-европейски отозвался водитель. – У нас все прилично говорят по-европейски и по-английски. Да и с балтийским у меня неплохо.
– Вот видите! – Генрих приподнял ладони, словно собирался кому-то сдаваться.
– Не страшно, – заверил его Юрий. – Все равно ничего особенного мы обсуждать сейчас не собираемся.
Генрих насторожился.
– А потом, надо полагать, собираетесь?
– Потом – собираемся, – Юрий даже подался вперед. – Но только не думай, что мы затеваем какую-нибудь рискованную игру за спиной у Сибири. Нет. Нам приказали сдаться, а значит, мы станем играть честно. Просто нам интересно понимание ситуации европейцем. Очень интересно. Если… кое-какие наши догадки подтвердятся, выиграют все, и Сибирь в том числе.
– Что ж, – вздохнул Генрих. – В таком случае, я вас внимательно слушаю.
Юрий завозился, устраиваясь поудобнее. И начал:
– Европа верит в удачное завершение операции «Карусель»?
Генрих усмехнулся:
– Я вам не скажу за всю Европу. Вся Европа слишком велика.
По-европейски это звучало не так складно, как по-русски про Одессу. Но вышло очень узнаваемо, потому что и прибалты, и водитель от души захохотали. Генрих тоже рассмеялся, не выдержал, и вдруг почувствовал себя много свободнее. Словно пропал некий барьер, разделяющий его и ребят-балтийцев.
– А если серьезно – не знаю я, братцы, что и сказать. Запутался я. И все мы здесь запутались. У меня вообще сложилось впечатление, что в Берлине я имел дело с одними волками, первые дни в Алзамае – с другими, а под конец – и вовсе с третьими. Загадочная это история, слишком много в ней дыр, нелогичностей и нестыковок.
– В Берлине? А ты и там имел дело с волками? – удивленно спросил Рихард.
Генрих немного удивился.
– Ну, да! С теми, что убивали людей из записной книжки Леонида Дегтярева. С первыми обнаруженными волками, теми что бросались под грузовик или с крыши небоскреба.
– А что, этим разве занималась внешняя разведка?
Генрих фыркнул:
– Этим кто только не занимался! Я как-то на одной из операций мельком видел паренька из охраны Зайара ин Хасманди.
Прибалты загадочно переглянулись.
– Ну и?
– Вот я и говорю. Такое впечатление, что там орудовали совсем другие волки. Фанатики какие-то. А в Алзамае чем дальше, тем больше их действия приобретали налет оперативного профессионализма. Ну, вы ведь понимаете, о чем я?
– Да мало ли, – небрежно сказал Рихард. – У волков тоже могут быть и гражданские, и обычная недалекая полиция, и спецназ. Когда не справлялись одни, вызывали других, покруче, вот и все.
Генрих задумался. А ведь верно, черт побери! Очень даже верно подмечено. Скажем, пустили по следу знакомых бедняги-Дегтярева первых, кто подвернулся под руку. А они не справились. Тогда послали более опытных. И эти подкачали. И тогда уж бросили затыкать дыры настоящих асов, с парализаторами и чудо-камуфляжем. Волчий спецназ. Элиту. И вот эти провели захват ашгабатцев и отшили сибиряков блестяще, без единого прокола.
Кстати, а зачем им ашгабатцы? Тоже непраздный вопрос…
Но всего этого Генрих Штраубе вслух говорить не стал. Решил приберечь до лучших времен.
– Одно я знаю точно, – продолжал Рихард. – Волчий центр будут охранять те, с камуфляжем. Не думаю, что мы с ними справимся.
– С таким настроением на дело идти, – встрял водила, – лучше уж сразу оружие побросать, ручки вгору, и стройными шеренгами в волчью неволю…
– Ты бы молчал, – огрызнулся Рихард. – Умник. На приступ не тебе лезть. Поэтому и рассуждаешь.
