Солнечный свет был густым, словно мёд.
С высоты земля выглядела простой, как карта: перемежающиеся фигуры, тёмные и светлые. Бесчисленные шестиугольные поля пшеницы. Приземистый горный хребет, а по другую его сторону – бескрайние посевы какого-то серого растения: Диана предположила, что это съедобный хлопок[38].
Они приблизились к восточному побережью. К северу и к югу море, словно голубая ткань, собиралось в сборки и складки. Пролетев над пляжем, они оставили сушу позади. Под ними исполинской неподвижной плитой лежало море.
Над морем они летели долго.
Солнце уже поднялось высоко, когда внизу показалась континентальная береговая линия: Туркия, за которой простирался Аль-Анфаль Ли’ллах, куда они и направлялись. Чем ближе, тем больше делались горы; их склоны были коричнево-чёрными, а вершины увенчивали громадные шапки из пепельно-белого снега. Диана подумала: истинный север всегда в стороне Солнца, невзирая на какие-то там причуды прозаичных электромагнитных полей. Солнце всегда на дне колодца. Только на Солнце можно положиться, когда вокруг сплошные неясности.
Некоторое время она глазела на небо, погруженное в неустанное обновление, а потом принялась наблюдать за узорами теней, которые рисовало на земле солнце. Монотонно тянулись горы. На них ничего не росло. Большая часть еды поступала из верхоземья, разумеется, с бесчисленных фабрик и сфер. Внизу выращивали некоторые изысканные культуры и продовольствие для местных. Но в большинстве своём нижние земли были пусты. Или превращались в пустыни.
Она предоставила солнце цвета белой бумаги и небо цвета голубой воды самим себе и закрыла глаза. Сон не пришел. Вместо него появились тревожные тени МОГмочек, и ей пришлось открыть глаза. Она была в каюте. Диана положила руку на стену возле себя и почувствовала, как та подрагивает.
Она плакала.
Нет, так не пойдёт.
Она села и сказала себе: нет никаких причин считать, что МОГмочки умерли. У неё не было свидетельств того, что Ева умерла или даже что её забрали Улановы. Она должна доказать, что наделена силой духа, позволяющей переживать невзгоды и одерживать победы. Слезами горю не поможешь.
И, чтобы прекратить себя жалеть, она пошла и села рядом с Яго. Вид из рубки открывался такой же, как из окна каюты: пёстрые горы; долины, посреди которых гигантские пихты вздымались над кронами обычных деревьев, будто минареты. То же небо, то же Солнце, от которого не скрыться. Солнце – оно как горе. Горе обжигает и не отпускает, как Солнце. Мы все вертимся вокруг него, сами того не желая.
– Итак, – сказала она, – ты Стеклянный Джек.
Он ещё какое-то время продолжал что-то напевать – мотив ей был незнаком: четыре повторяющиеся ноты, мелодия с понижением тона и руладой в середине. Потом он сказал:
– Некоторые люди меня так называют.
– Джоуд сказала, это не настоящее имя.
– Само понятие истинного имени, – сказал Яго, – далеко от логичности, как по-моему.
– И ты убийца. Ты убил тысячи людей!
– Миллионы. – Он взглянул на неё искоса. – Если верить кое-каким историям.
Она поразмыслила над этим:
– Миллионы ты не убивал.
– Нет.
– А тысячи?
– Нет.
– Но ты ведь убивал?
– Ты сама недавно видела, как я прикончил Доминико Деньо. Какая жалость. Он мне нравился. Мы с ним вместе играли в го.
– И я видела, как ты ударил ножом мисс Джоуд. Но её ты не убил.
– Сплоховал, верно. Никто не совершенен.
– МОГмочки знают, кто ты такой?
– Знают.
– И они тебя всё равно наняли? Ты думаешь, я поверю, что они с радостью позволили тебе крутиться рядом со своими дочерьми?
– Они наняли меня не вопреки тому, кто я есть, а благодаря. Они заплатили за эти ноги и позаботились о хирургической переделке моего лица. Им известно, что я сделал и почему. Суть в том, что у клана Аржан и у меня общая цель, и ваша с Евой безопасность – часть плана по достижению этой цели.
– Улановы, – сказала Диана.
– Точно. Их свержение. А что касается того, зачем меня поместили рядом с вами и вашей сестрой, – что ж, у меня есть определенные таланты. Которые я продемонстрировал на примере мисс Джоуд и её агента. Хотя слово «талант» не самое подходящее, наверное. Сдаётся мне, талант обязан быть созидательным. То, что я сделал, созиданием не назовёшь.
– Мои колени тебе благодарны, – сказала она. – Во всяком случае.
И он улыбнулся.
– Не могу поверить, что МОГмочки замышляли такой… катаклизм.
– Так ты в это не можешь поверить? Или все-таки в то, что они тебя не посвятили в свои планы?
Диана уставилась в окно.
– Мне ещё шестнадцати не исполнилось, – сказала она.
– Верно. Однако ты должна была заметить, что в сложившихся обстоятельствах твои МОГродители сочли необходимым ускорить назначение наследника. Они были вынуждены так поступить. Их поторопили события.
– Но, – сказала она, – ты же революционер! Я еще могу поверить, что мои МОГмочки захотели свергнуть Улановых, но революционеры хотят разрушить все властные структуры! Разве нет? Все, включая и МОГсемьи! Зачем же МОГмочки сговорились с тем, кто хочет их уничтожить?
– Революционных движений столько же, сколько и религий, – сказал Яго. – Некоторые хотят перевернуть всю Систему, да. Другие ничего не имеют против существующей иерархии, при условии, что она будет очищена от несправедливости и улановской тирании, а само человечество возьмет курс на стабильность и процветание. В моём случае имеются как личные, так и идеологические причины ненавидеть Улановых. Но я всё же считаю, что любая система, даже утопическая, нуждается в эффективных гражданских служащих, – а МОГсемейства таковыми и являются. – Он кашлянул или рассмеялся, Диана не поняла. Потом он добавил: – Но, разумеется, есть и более весомая причина.
– Ты о чём? Причина чего?
– Того, что твои МОГродители посвятили такого, как я, в свои планы и заключили союз как со мной, так и с силами, которые я представляю.
У Дианы зашевелились волосы на затылке, желудок скрутило, она как будто замерла в шаге от какого-то великого откровения.
– Что это за причина?
Он посмотрел на неё:
– Новая угроза, достаточно серьёзная для того, чтобы перед ней померкли все политические игры. Даже для индивидов вроде твоих родителей.
– Что за угроза?
– Гибель человечества.
В ответ на это ей нечего было сказать. Утверждение казалось невероятно преувеличенным в устах кого-то вроде Яго, и она подумала – уж не шутка ли это?
– Сколько мы пробудем в этом твоём Аль-Анфа-е? – спросила она его через некоторое время.
Он бросил на неё долгий, внимательный, оценивающий взгляд.
– Не вечно, – сказал он. И она поняла, что это означает «очень долго». – Если Улановы и в самом деле начали игру против Клана, то… всё изменится. В смысле в верхоземье. И по всей Системе. А это значит, что всё изменится и здесь, поскольку Земля – не более чем дырка в унитазе, куда смывают дерьмо со всей Системы.
