Рваться-то я рвался, но не выпускал себя из дома, пока не почувствовал, что вполне способен держать себя в руках, если поиски мои увенчаются успехом. Что не стану рвать на себе одежду, оглашая окрестности виноватым воем напроказившего младенца. Потому что ни вой, ни клочья моей футболки никому уже не помогут. А давать бесплатные уличные концерты для развлечения почтеннейшей публики - не моя стезя...
В последний момент вспоминаю наставления рыжей гадалки Оллы. Отправляюсь в свою комнату, отыскиваю фотоаппарат, который, оказывается, не следовало бы упускать из виду. Что ж, мое дело солдатское: выполнять инструкции, а там - хоть трава не расти... Верчу фотоаппарат в руках, проверяю, есть ли пленка (она есть), примериваюсь, прислушиваюсь к собственным ощущениям.
Щелкать затвором пока не хочется. Ну, мне, кажется, и не к спеху. Кладу фотоаппарат в джинсовый рюкзак, вместе с пачкой сигарет и свитером, припасенным на случай ночной прохлады. На этом сборы мои можно считать законченными, а жизнь - только что начавшейся. Но пасаран.
Выхожу из подъезда, пересекаю двор. Ступая по размягчившемуся за день асфальту, стараюсь вспомнить свою причудливую ночную прогулку. Куда я сворачивал? Налево? Направо? Ага, вот сюда. В этот переулок. Молодец. Макс - хороший следопыт. Был бы собачкой, заслужил бы сахарную косточку. Но мы, человеки, и бесплатно потрудиться можем. Мы привычные...
Глава 106
Уриил
... предлагает ему взвесить тяжесть огня <...>, измерить дуновение ветра...
Прогулка по послеполуденной Москве, распаренной, расхристанной, как только что вышедшая из ванной матрона, кажется мне сейчас настоящим приключением. Марш-броском в неведомое, первой вылазкой командира космического корабля на поверхность чужой планеты. Таинственная изнанка Москвы теперь явственно просвечивает через тонкую ткань повседневности. Солнечный свет не застит мне живые, подвижные кляксы тьмы у подножия тамошних фонарей. Я словно бы бреду по двум городам одновременно, наступаю на собственные следы, еще не остывшие после ночного путешествия. Запертые подъезды и настежь распахнутые двери кафе по-прежнему кажутся мне сверкающими брызгами тайны, четко сформулированными вопросами о чем-то Самом Главном. Ответы - так представляется мне сейчас, - вряд ли когда-нибудь будут произнесены вслух.
И черт с ними: возможность спросить и остаться в живых кружит мне голову сама по себе.
Глава 107
Уту
Обычно <...> выход ему открывают два бога-стража.
- Возвращаясь домой по заснеженной тропинке (сопутствующие декорации: луна, древесная голь, выбеленные фонарным светом пучки прошлогодней травы и прочая пронзительная поэтика вечерней площадки для высера собак), я вдруг осознала себя просто движущимся предметом, подвижной частью пейзажа, не более и не менее значительной, чем пестрая собака, пьяный абориген и ползущий вдоль дома неопознанный катающий объект автомобиль...
Это рассказывает девушка за соседним столиком. Странная манера изложения: словно бы не языком мелет в дружеской обстановке, а зачитывает кем-то заранее написанный текст. Я и сам порой ловлю себя на том, что говорю как по писаному, но это, пожалуй, уже перебор. Призываю на помощь боковое зрение: а вдруг, и правда, читает? Но нет, в руках ее нет ни книги, ни иной какой-нибудь шпаргалки. Лишь белая чашка, измаранная кофейными брызгами. Возможно, впрочем, она потрудилась выучить текст наизусть?
Спутник ее с непроницаемым лицом терзает пиццу: то ли слушает внимательно, то ли думает о своем - хрен разберешь...
Я сижу на летней веранде кафе, напротив дома, где минувшей ночью, как утверждает маленький, словоохотливый официант, случился пожар. Подозреваю, что по моей вине. Впрочем, обошлось без жертв. Симпатичный коротенький человечек, который только что принес мне рыбу, рис и свежайший салат, сообщил, что загорелась какая-то ветошь в подвале, от огня пострадала квартира на первом этаже, но ничего, обошлось без жертв, а подпорченное огненной стихией жилье было застраховано. Откуда информация? Да вот, погорельцы сегодня приходили сюда завтракать, хвастались своей предусмотрительностью. Собираются пожить на даче, пока в квартире будут орудовать молдавские штукатуры под предводительством закарпатского электрика. В общем, все у них будет хорошо, как я понимаю.
Что ж, славно, ежели так. Я-то предполагал худшее... Теперь, пожалуй, можно расслабиться и как следует пожрать. Лучше поздно, чем никогда: в последнее время я вечно забываю себя покормить. Как-то не могу увязать завтраки, обеды и ужины со своим новым расписанием хаотических перемещений от "взаправду" к "понарошку" и обратно. Желудок мой от такого обхождения, понятно, не в восторге. Пришло время с ним замириться.
Я методично пережевываю салат. Почти счастлив, но виду не подаю; даже не улыбаюсь, лишь поскуливаю тоненько от удовольствия где-то на темной стороне собственной утробы. Поневоле прислушиваюсь к причудливому диалогу за соседним столиком: порой оттуда доносятся совершенно умопомрачительные заявления. Хоть стой, хоть падай!
- Толстые люди реже теряют сознание и лучше запоминают свои сны, даже самые пустяковые: чем больше твое тело, тем труднее забыть о себе, хотя бы на миг.
Литературоцентричная барышня уже давно завершила монолог, посвященный внезапному зимнему просветлению. Переключилась на другие предметы. Я тихонько офигеваю. Чем только голова у людей забита! Словно бы спеша подтвердить мой насмешливый вывод, в разговор вступает ее спутник.
- А вот представь ситуацию: продвинутый аквариумист попадает в психушку. У него мания величия. Все вокруг твердят: "Я - Наполеон", "Я Ельцин", "Я - Березовский", а он: "Я - Звездчатый Ангел, самая дорогая аквариумная рыбка в мире!"
- Да уж. На месте главврача я бы постаралась продать его лже-олигарху. Исцелению это вряд ли поспособствует, но, глядишь, оба будут счастливы...
Они, как я погляжу, встают из-за столика. Жаль: я только во вкус вошел.
- Ну, и как тебе сюжет?
- Сюжет хорош. Но Фраю такой, пожалуй, не пригодится.
Они смеются. А я цепенею. Смотрю, как эти двое спускаются на улицу, думаю, что надо бы броситься следом, остановить их, потребовать объяснений... Но я еще не расплатился за еду. Да и тело стало вдруг грузным, непослушным, даже чуть приподняться над стулом для него - мука, что уж говорить о стремительной атаке на веселых говорливых незнакомцев...
Минуту спустя, прихожу в норму. Теперь и сам не понимаю, что это вдруг на меня нашло? Я ведь мог оставить на стуле рюкзак: вещь ценная, недешевая, официант, пожалуй, не стал бы вот так сразу снаряжать за мной погоню... Да и кто думает о такой ерунде, когда на карту поставлены все наличные вопросы жизни и смерти и, возможно, даже пара-тройка невнятных ответов?
