Вот что вспомнил и о чем дума Сапожников, когда его на рынке разыскал Глеб.
Глеб позвонил по телефону и спросил Сапожникова. Откликнулся женский голос:
- А ктой-то его спрашивает?
- Друг.
- На рынок он смотался, - ответил женский голос. - Нынче у нас гости. Глеб не выдержал.
- А ктой-то со мной говорит? - спросил он.
- А Дунаева Нюра, - ответил женский голос.
Глеб включил мотор прекрасной своей машины и через несколько минут был возле рынка. Пасмурный день спешил к вечеру. К Глебу кинулся мужчина в велюровой шляпе, шерстяной кофте поверх спортивного костюма и лакированных эстрадных туфлях на босу ногу. Он держал в объятьях цветы в целлофане, баранью попку, трехлитровую банку с зелеными помидорами и рассолом , авоську со стиральным порошком и сиплый транзистор. Глеб понял - вот он, хаос. Мужчина изловчился, отворил дверцу и залез на переднее сиденье.
- Ку-уда? - удивился Глеб
- В Бирюлево.
- Куда лезете? Частная машина:
- ничего, старик, сговоримся.
Глеб надел темные очки и стал молча смотреть ему в лоб
Мужчина вылез и побежал к другой машине.
Глеб поднял стекла, запер дверцу и пошел на рынок. И на него кинулись запахи, которых он тыщу лет. Нет, этого не надо, не надо. Как ни странно, Сапожникова он нашел сразу. Тот брел мимо прилавков, заложив руки в карманы штанов. Сейчас мало кто так ходит. Глеб шел за Сапожниковым прямо, не сворачивая, а только останавливаясь перед встречными и поперечными . Сапожникова же вертело во всех водоворотах и приносило то к одним дарам природы, то к другой лесной были. Потом Сапожникова притерло к прилавку с зеленью. Он взял с намытой горки красную редиску без листвы и стал ее жевать, глядя в застекленное рыночное небо. Он жевал задумчиво и вздыхал. И продавец и ближайшие покупатели озабоченно ждали его оценки. "К миру никто не готов. На мир глядят еще по-прежнему. Мир - передышка между войнами. И выходит - не было бы мира, не возникали бы войны. Так, что ли? Дикая вещь получается по этой линейной логике. А если логика неверна? Когда во время войны возникает мир, это понятно. Кто-то кого-то разгромил или от усталости обоих. Но вот почему мир порождает войну?
Ты меня ударил, а потом я тебя. А там кто кого, и так без конца, и так тысячи лет - линейная логика, - проворачивалось в сапожниковской голове. Но впервые за тысячи лет возникла ситуация, когда на вопрос - кто кого? отвечать будет некому".
Сапожников оглянулся на Глеба и все жевал и жевал. Потом пожал плечами, и покупатели передвинулись к следующей редиске. Глеб уже долго смотрел на Сапожникова и понял, что тот его просто не узнает. У Сапожникова , видимо, в голове не укладывалось - Глеб на рынке, в пестом хаосе, где все перемешано, как в кунсткамере, по каким-то странным законам. Глеб должен возвышаться у расфасованных полок с никелированной едой.
Глеб снял очки, и Сапожников его сразу узнал и заулыбался, впрочем, печально. Они отошли в сторонку, к запертой двери с надписью "Моечная". Глебу срочно надо было поговорить с Сапожниковым, но теперь он не знал, о чем.
Множество людей в утренних неприбранных одеждах двигалось по всем направлениям и с разной скоростью. Запахи духов, мяса, грибов и рассола. Запахи земли. Толстая женщина продавала пластиковые крышки для немедленного консервирования и цветочные семена сорта "Глория Дэй" для будущих радостей.
- Что ты ищешь на рынке, Сапожников? - спросил Глеб.
- Я ищу редиску моего детства, Глеб, - ответил Сапожников. - Чтобы она щипала язык. А я вижу только водянистую редиску, жалобную на вкус.
- Эх, Сапожников, - сказал Глеб, - эту редиску, которую ты ищешь, можно отыскать только вместе с самим детством. Она там и осталась, Сапожников. Вместе с клубникой, от которой кружится голова. И черникой, которую покупали ведрами. В отличие от клюквы, которую покупали решетами.
- Ого, - удивился Сапожников. - Тебе знакома такая черника? И такая клюква?
- Да, да, ты угадал, - подтвердил Глеб, снова надевая очки. - Я из Калязина. Я думал, ты знаешь. Только я жил по другую сторону великой реки.
- Твоя сторона города уцелела, Глеб, - сказал Сапожников. - А моя ушла под воду. Мой город под водой, Глеб, твой же возвышается.
Один гонится за счастьем, причиняет другому горе. Драка из-за пирога, из-за женщины, из-за престижа - из-за любого понятия, отысканного в словаре. Линейная, реактивная, рефлексивная логика, механическая, безвыходная. Неизобретательная, безнадежная. И тогда Сапожникову пришло в голову - а что, если война это не порождение мира, а всего лишь его заболевание? Война - это рак мира?
- Ты кому-нибудь рассказывал свою идею насчет рака? - спросил Глеб. Кроме меня?..
- Рассказывал, - ответил Сапожников. - Много раз.
- Ну вот... - сказал Глеб.
И было непонятно, что он имеет в виду. Но потом и это объяснилось. Все рано или поздно объясняется.
У Дунаевых пили чай.
Вразнобой гремела музыка из телевизора и транзистора где-то внизу, далеко на улице. Вдруг открылась балконная дверь и с улицы вошла трехногая собачка. А так как балкон был на четырнадцатом этаже, то стало ясно, что вошла летающая собака.
- Это очень похоже на вас, Сапожников, - засмеялся Филидоров.
- Почему?
- Нормальный человек хотя и удивился бы, но стал подыскивать простое объяснение, а вы бы подумали, что собака летающая.
- Нет, - терпеливо объяснил Сапожников. - Я бы тоже сначала проверил, была ли она все время на балконе... Другое дело, если бы ее на балконе не было.
- Тогда что?
- Тогда бы я стал искать другое, простое объяснение... и если бы
оказалось, что собака взлетела, я бы не удивился. Но для этого надо сначала найти антигравитацию.
- Гравитация тоже еще не найдена, - сказал Филидоров. - Она просто есть, и все.
- Найдена. Я, по крайней мере, знаю, что это такое.
- А что это такое?
- Не скажу. Глеб не велел.
- Знаете... ваше шутовство кого хочешь выведет из себя.
- Да, - сказал Сапожников. - Тут вы глубоко правы. А проблема рака вас не интересует?
- Рак всех интересует, - хмуро сказал Филидоров. - А что, у вас и про это есть соображения?
- Насчет рака - это из "Каламазоо"? - спросил Дунаев.
- Из "Каламазоо", - ответил Сапожников. - Откуда же еще!
- Что это? - спросил Филидоров.
- Это у него книжка есть, записная... Он туда всякий бред записывает, пояснил Дунаев.
- Как вы назвали?
- "Каламазоо".
- А что это?
- Это название фирмы, которая железнодорожные приспособления выпускала... до революции еще. Действительно бред.
- Действительно бред, - подтвердил Сапожников.
Он теперь и сам так думал. И вдруг ушел спать.
Этому предшествовали следующие чрезвычайные события.
В самой краткой форме дело обстояло так, что гости Сапожникова вернулись недавно из одного города нашей страны, где международный симпозиум собирался насчет строения материи.
