Бутылки с бензином такого эффекта не давали.
Вторая рота перевалила через колючку, подходила к окопам со своей стороны. И в каменных остатках Тулова нашлись люди, которые решили, что с них хватит.
Двое на лошадях, и грузовик, старый «коробок» с матерчатым верхом. Быстрей, ещё быстрей, по дороге в сторону опушки, а за ней нет и двух ки-лометров как шоссе, и там уже есть шанс уйти надолго, не попасть оконча-тельно в мешок.
Ни партизаны, ни армейские по ним не стреляли, кто-то из собственно-го начальства выстрелил и убил одного конного.
Наконец земля в окопах перестала шевелиться, и выбравшиеся «тухля-ки» превратились в некрупные головешки. Можно было идти дальше.
– Камерова убили! Командира убили! – тревожно прошло по цепи вто-рой роты.
Огонь от домов слабел. На дорогу выбежало несколько группок пехотин-цев в серых мундирах. Первая и вторая роты почти одновременно перева-лили через линию окопов.
И тут, будто там ждали именно этого, переломного мгновения, пошёл ог-невой налет на окраины Тулова, и сквозь разрывы от дороги послышалась частая, заполошная стрельба.
Опоздали на той стороне, не успели.
Бойцы уже были у стен, забрасывали бойницы гранатами, выламывали двери. Скоро налет кончился. Там, на шоссе, были и другие проблемы. Только вот стрекотание с грунтовой дороги не прекращалось Торозов мог и обратно откатиться.
Висса и Модест у бывшего здания сельсовета дождались Мокея, кото-рый прибыл с пулеметной ротой. Здесь же был Прох, батальонный ордина-рец, он пытался водой из пожарной бочки хоть как-то умыться после окопа. Связники тащили рацию. Внутри здания искали попрятавшихся и там сто-ял кавардак. Прямо на крыльце бойцы саперными лопатками били по за-тылкам трупы – гарантированно успокаивали.
В воздухе носилось усталое веселье – самое на сегодня страшное позади, дело сделано, и сегодня смерть от них всех будет брать только малую долю. И еще была настороженность. Не столько от нового боя, который никуда денется и вот-вот начнется, сколько от вещей вокруг. Они еще не приобре-ли статус трофеев, не стали своими, законными: повсюду были надписи этим жирным, кособоким, непоймешь-что-выбито шрифтом, и только не хватало бирок с именами владельцев.
Кха… кха…..капитан, будем считать, что ты принял командование, Виссу перегибал кашель.
– Да. Принимаю. Модест, взвод Картоша пополни, кто остался, и по до-роге пусти. Раздолбают нам Торозова, весело будет. – начальник штаба прятал за напускным хладнокровием неуверенность, однако растерянности не испытывал, – Занимаем оборону, огневые ставить будем. Прох! Глаза продерешь – быстро к Фирсу, пусть поторопится.
Ординарец вытянулся по стойке смирно, но тут же снова наклонился к бочке.
Виссу перегнул новый приступ кашля и он, держась за стенку, отошел в сторону.
– Ещё! Первому фельдшеру скажешь, как обработает тела, сразу пусть в подвалы свозит.
– Так точно, – глазастый Прох, отплевываясь, углядел первого фельд-шера. Тот как раз сидел перед широким окопом, над очередным телом. Сосредоточенный, торопящийся обработать всех, кого можно в руках держал шприц, а рядом дымилась прижигалка для ран. Но ординарец по-казывать пальцем на Водина не стал – последние дни старался отучивать-ся от дурных манер.
Мокей подозвал к себе связистов, пора было доложить о ситуации и зап-росить координаты для огня – он понятия не имел как изменилась обста-новка на шоссе за последние двадцать часов.
Новый артналёт заставил их всех бежать в укрытие.
Через сутки стало и легче и тяжелее одновременно.
По гати подтащили ещё боеприпасов, пришло подкрепление – стрелко-вая рота. Миномёты раз за разом накрывали шоссе, оно перестало быть сколько-нибудь надежной коммуникацией, и теперь Волуйки из проблемы армейского масштаба превращались в частный эпизод.
Но «бурые» нажимали взяли остатки какого-то полка, кинули от шос-се вдоль грунтовки. Торозов откатился почти к самой гари. Единственное орудие разбили, расчет там же и полёг. остатки тулово были в зоне действия артиллерии, и в домах не осталось целых крыш.
Однако на той стороне войска откатывались, штабам было не до баталь-онов, и ни у кого не было времени нормально спланировать операцию по подавлению новоявленного «чиряка». Хватили первые попавшиеся ору-дия, били, убеждались, что танков со стороны Тулова не будет, глухого мешка не получится, и для артиллерии тут же находились задачи поважнее.
Мокей созвал ещё живых офицеров на военный совет. В подвале магази-на – на мешках с картошкой и мукой. Из ламп были керосинки. У стены рядком лежали собранные тела, а на груди Виссы сидел и сверкал глазами батальонный кот Трубач. Он всегда истреблял крыс и ни разу не пытался есть человечину или царапать тела. Тянуло кислым запахом консерванта.
Начштаба ощущал себя тореадором, который стоит перед раненным, умирающим зверем. И всё бы хорошо, да только в руках вилка и до смерти быку ещё минут пять. И убегать он права не имеет.
– Пора воскрешать. Ещё день, и нас будет слишком мало. Раньше ночи подкрепление просто не дойдет.
Командир первой роты молча поднял руку. Партизан тоже согласился и тут же начал прикидывать, как всё провернуть.
– Воскрешать, это правильно, это мы организуем. Вот вытащим народ попервой к болотцу, там пригорки есть хорошие, добрые, трава не мятая, земля спокойная. Всё скоренько и пройдет. А другим делом… Ермил то-ропливо стал загибать пальцы.
– Отставить. Какое болото? Мы половину живых угробим, пока до рас-падка донесём, начштаба устал и говорил тихим голосом.
– Так что, здесь? Тут земля плохая. И вообще, – партизан хотел что-то объяснить, но по наверху скрипнули дверные петли и по лесенке начал спускаться замполит. Керосиновая лампа на столе давала мало света, толь-ко дыры в спине и левом боку были видны очень хорошо.
– Арефий, ты что надумал? – Мокей привстал и прошипел эти слова та-ким тоном, какой действует посильнее иных матюгов.
– Всё одно не жилец, – замполит повернулся к остальным и весело под-мигнул. В глазах лихорадочный блеск, и лицо уже начинало худеть, Сердце не задето, так что сутки нормы имею, своими мозгами думать буду.
– По другому не мог? – Модест не упрекал его. Просто спрашивал.
Там горячо, между прочим. Чичибаев с Хорсом тоже.
– Где вы только консервант пережигать умудряетесь? – первый фельд-шер задал риторический вопрос.
Этот молодой человек всегда щеголял чисто выбритыми щеками, белозу-бой улыбкой и новой формой. И хоть приходилось ему идти практически в строю и работать с тёплыми трупами, за нагловатый форс его не любили.
