опасность — и всё равно получилось, что вся стремительная история шедийской цивилизации уместилась между двумя чудовищными извержениями Сердца Огня. Океан-3 в этом смысле был поспокойнее, но там были континенты, глубины и свои флора и фауна, куда более агрессивные, чем на Океане-2 — третий мир требовал более серьёзных вложений. По сравнению с Океаном-3 Океан-2 был почти пустынен: по предположениям биологов, он недавно пережил тяжёлый катаклизм, повлекший массовое вымирание местной живности; судьба словно сама отдала его шедми. Само собой, они оставили Океан-3 на потом — и фатально опоздали.
Раздумья обо всём этом отвлекли меня от тошноты. Лэнга скинул скорость, катер поплыл, как лебедь — берег приближался, и чем лучше мы его видели, тем больнее сжималось моё сердце.
Базу на Медузьем довольно сильно потрепали; от базы на мысе Ветров остались головешки. На почерневшей скале единственный уцелевший кусок обугленной стены торчал криво, как гнилой зуб. Береговая линия была как-то исковеркана, взрыта. Я ожидал увидеть пирс, причал, как возле абсолютно любого поселения шедми — но пирс исчез, а полоса прибоя превратилась в глубокие ямы с оплавленными краями.
— «Г-ггладиолусами» с-ссработали тут, — с трудом проговорил Ярослав за моим плечом. — А потом — г-гглубинными бомбами, видимо.
Я оглянулся. Ярослав смотрел на берег широко раскрытыми глазами — зрачки, как блюдца, а его губы побелели и тряслись. Лэнга взглянул на него — и махнул за борт, в чём был, никто не успел его остановить. У Ярослава мучительно дёрнулся мускул на щеке.
— Оп… оп-ппасно, — сказал он, взглянув на Антэ.
Антэ медленно свёл ладони: «Да» — и тихо сказал:
— Лэнга знает, что делает.
Мы стояли у борта, смотрели на воду и ждали Лэнгу минут пять, может, немного больше, а казалось — намного больше, часы. Мне мерещился острый грохот, белый столб пара — и как пятно синей крови расплывается по поверхности воды, словно чернила… но ничего плохого не случилось. Лэнга вынырнул — и Антэ с Данкэ спустили лёгонький, словно проволочный, трап. Лэнга быстро поднялся на палубу и встряхнулся, как пёс. Снял ботинки, вылил из них воду, принялся отряхивать комбез.
— Напрасно ты нырнул в обуви, Парус, — сказал Антэ. — Неудобно же.
— Неважно, — мрачно сказал Лэнга. — Всё равно тут нечего делать. Похоже, тут люди пытались сунуться в воду. У портала был бой. Там я видел кости в гидрокостюмах… один труп застрял в обломках шлюза, второй придавило куском причала. Наших мёртвых, наверное, Океан взял, а у людей баллоны с воздухом неудобные, мешают…
— Это уже п… п-после того, как меня сбили, — сказал Ярослав. — Наверное, н-наши хотели посмотреть, как тут у вас всё внизу устроено и н… н-нарвались. А п-потом… п… п-потом… п-потом решили б-бомбами забросать. Об… об-безопасить тыл, вроде того.
— Похоже, — согласился Лэнга. — Но никаких следов «большой рыбки» тут нет. Если бы она попала под бомбу — лежала бы на дне, верно? А тут… видно, что ангар накрыли сверху, там остались местные субмарины, обе-две. Катер, по-моему, приласкали ракетой; вон там, где каменный бивень, он лежит с развороченным бортом — примерно в четверти линии от берега, если я второпях не ошибся. Может, они пришли сюда уже после боя? Пришли и ушли, а?
— А записки ты не нашёл? — спросил Антэ.
Лэнга отрицательно фыркнул.
— Не знаю, где искать. В портал я не заглядывал; по-моему, там заминировано. Какая-то нехорошая вода… А где ещё… там на дне, как в Бездне: обломки, осколки камня, оплавленное железо… даже водоросли не везде поселились.
— А тот остров? — подал голос Данкэ. Ему было заметно нехорошо, но он держал себя в руках.
— Вот туда и пойдём сейчас, — сказал Лэнга. — Да, Лоцман?
Ярослав поднял больные глаза:
— Тут ещё островочек маленький… в паре километров к западу…
— Туда — потом, — сказал Лэнга. — Да, Антэ?
Антэ ответил утвердительным жестом.
— Много же здесь работы! — печально сказал Данкэ. — Ещё долго нельзя будет селить детей… Вдобавок просто опасно — если стоят подводные мины. Нужны военные специалисты. Нам отдали опасные руины…
— Ничего, — сказал Ярослав. — Пока что поставим на Медузьем палатки или ещё что-нибудь придумаем. Не грусти, док.
Данкэ благодарно взглянул на него. Лэнга подошёл к штурвалу — и я занял свою позицию рядом с крюком, за который удобно держаться. Только и успел глотнуть воздуха: катер лихо развернулся, взметнув пенную дугу — и полетел прочь от этого мрачного места.
Наверное, я немного пообвыкся. У меня уже не было такого чувства, что на очередной волне вывернет наизнанку и вышвырнет за борт остатки. Я продрог, но мне даже померещилась смутная тень удовольствия от скорости и болтанки — лихой такой морской аттракцион. К тому же я надеялся, что по координатам ребята быстро найдут этот островок.
Но вышло гораздо интереснее.
Как бы это описать в морских терминах, которых я не знаю? Наверное, так: на параллельном курсе, приблизительно в четверти шедийской линии, то есть метрах в трёхстах, из воды внезапно поднялся стальной плавник субмарины.
У людей тут такой техники не водилось — но дело даже не в этом. Я просто сразу догадался, что это и есть та самая «крупная рыбка», на которой отважная наставница увезла детей с Медузьего в безопасное место. Голубовато-серая спина субмарины влажно блестела на солнце, как шкура кита; над рубкой они подняли флагшток с треугольным шедийским вымпелом.
Серебряным вымпелом с синей каймой.
И Лэнга тут же сбросил ход и лёг в дрейф — если я правильно называю это действие.
Стальные щиты, защищающие рубку субмарины, сложились и пропали из виду. Из рубки выбрались члены экипажа — и мы увидели…
Я увидел пожилого шедми, чуть сутулого, с седой гривой, забранной в три традиционных хвоста, высокую молодую женщину-шедми в пушистой безрукавке, юношу, только-только перешедшего Межу: его грива начала отрастать и торчала ёжиком. И ещё там был призрак.
Вени Кранца.
Нет-нет, не голограмма. Если бы голограмма, я бы понял, в чём дело. Это был точно мой куратор, только мёртвый. Утонувший.
Он казался крохотным рядом с шедми — крохотным и хрупким. И морской ветер трепал его длинные седые волосы, связанные в шедийские хвосты — бывшую косу нги, ага, только поседевшую до цвета алюминия. И он смотрел на меня чёрными провалами глаз — на лице мертвеца, серовато-лиловом, с синими губами.
Если бы из пучины внезапно всплыл морской змей, меня бы это меньше поразило. Удивление на грани ужаса лишило меня дара речи на минуту. За моим плечом присвистнул Ярослав — а шедми, которые лучше, чем мы, люди,
