– Патрикей, прочитай мертвую грамоту на мирских и кузнеца Повалу!
Душан встал, развернул берестяной свиток и начал читать глухим, замогильным голосом:
– Ее боголюбие старица Нимфодора и владыка-посадник Ждан Густомысл сказали, а Верхняя Дума приговорила: мирских людей Степана, Виктора и Федора Трехпалого, а с ними же старосту Кузнецкого посада Будимира Повалу… – Душан перевел дыхание и грозно, торжественно закончил – …сжечь в железной клетке на толчке на большом костре!
– Слышал, мирской? – засмеялась клокочуще Нимфодора. – Попал ты, как кур в ощип! Не вырвешься!
Черевистый, с рожей, налитой темной кровью, верховник хохотнул злорадно:
– Попался на крючок, окунь красноперый!
Второй верховник, с мертвым под бельмом глазом, прорычал:
–. Не хотелось петушку на пир идти, да за хохолок потащили!
А третий – дряхлый, лицо с кулачок, бородка шилом, губы и щеки ввалились – прохрипел:
– Попался, который кусался!
– Говори, Патрикей, вины мирских людей! – резко сказала Нимфодора, стукнув посохом в пол.
Душан заговорил быстро, гладко, как хорошо заученное.
В оловянных глазах его сверкала подлая радость и злоба, когда он взглядывал при этом на летчика.
– Подбивали мирские люди посадских людишек идти с уязвительным оружием на Детинец, против благоуветливой государыни старицы, государя посадника и лучших верхних людей!
«Лучшие» люди, слушая, сопели, задушенно рыгали, наливались свекольным соком и, по-бычьи нагнув головы, глядели исподлобья колючими глазами на мирских.
– Словно в улей дунули, вот как загудел народ, – горестно покачал головой посадник. – Отвечай, мирской, было такое?
– Было такое! – ответил твердо Виктор, глядя в глаза посадника и шагнул к нему.
Густомысл замахал испуганно руками.
– Не подходи! Отзынь, дьявол! Стой тамо, где стоишь!
Виктор усмехнулся и отступил назад.
– Было такое! – повторил он. – Народ посадский, трудовой народ, рвется в мир, на Русь из вашей кабалы, и мы им в этом поможем!
– Не дай боже нам сей беды! – всхлипнул слезливо дряхлый верховник. И вдруг закричал запальчиво: – А мы с кем останемся? Кто работать будет?
– Ай-яй-яй! Вот горе какое! – насмешливо посочувствовал Виктор и обвел медленным взглядом верховников, словно на каждого указал пальцем. – Тебе здесь нравится, дед? – посмотрел он на дряхлого верховника. – Ну и сиди здесь, в лесочке, как дачник. А народ уйдет!
– Ранее в пень вас порубим, всех с головы на голову перепластаем! – закричала Нимфодора, стуча посохом в пол. – Тебе первому поганую голову напрочь!
– Да бейте их!.. Режь!.. Души!.. – заорали дико верховники. Они стаей кинулись на Виктора и Сережу, стиснули их в живом кольце. Они вопили, гнусили, визжали, рычали по-медвежьи: – Глотку им смолой залить!.. Ребра клещами переломать!.. На дыбу вздернуть!..
И вдруг крики, рычание, визг разом смолкли, и кольцо горячих, потных тел распалось.
В дверях стоял Памфил-Бык.
Он был в синей ферязи и мурмолке с золочеными кистями, свисавшими на плечо. Но Сережа сразу узнал его:
– Витя, гляди, юродивый с нашей Забайкальской! Виктор молча крепче прижал к себе брата. Ни на кого не глядя, братчик сел на свободный табурет. Сказал брезгливо:
– Духота и вонь у вас, как в берлоге. Окно откройте!
Душан подбежал к окну и распахнул его. Виден ста! месяц, висевший над тайгой, и слышны стали шум, говор, крики, песни осадного табора, обложившего Детинец.
– Слышите? – быстро и радостно вытянул Виктор руку к окну. – Восстал народ! А вашему царству конец!
Тяжело ступая, медленным, давящим шагом Памфил подошел к летчику. Сказал спокойно, без раздражения:
– Напишите капитану Ратных, чтобы он снял осаду с Детинца.
– Осадил Детинец не капитан, а посадские люди… – ответил Виктор.
– Чепуха! – оборвал его братчик. – Быдло не осмелилось бы на восстание. Это ваша работа, советских. А если откажетесь написать, завтра на рассвете я повешу вас и вашего брата на стенах Детинца. – От возбуждения братчик вздрагивал всем телом, как от озноба. – Не напишешь? – И, понизив голос до шепота, снова спросил: – И не полетишь со мной? Не передумал, летчик?
– Плохо ты, бандита советских люден знаешь! Памфил в бешенстве сорвал с головы мурмолку и замахнулся на летчика. Но братчика опередила Нимфодора. С. неожиданной быстротой она подбежала к Сереже и, нагнувшись, заговорила быстро и ласково:
– Покричи, внучек, своим мирским с детинской стены. Покричи, родимый. Скажи им, пущай они посадских от Детинца уведут. И будем мы снова жить в мире да в радости. А я тебе за это коврижку медовую дам, сахарку дам. Покричи, ангелочек, покричи!.
Сережа, прижав к губам сжатый кулак, чтобы не заплакать, с ужасом смотрел на зловещую старуху. А она, надвинувшись на мальчика, дыша ему в лицо вонью гнилого рта, хрипела:
– А не будешь кричать, Суровцу тебя отдам. Руки твои в суставчиках хрустнут, клещами ноготки твои вырвут и огнем подкурят!
Голова Виктора медленно закружилась от нахлынувшей слабости. Капли пота текли у него по вискам. Он чувствовал, как дрожит плечо прижавшегося к нему Сережи.
– В остатний раз спрашиваю: покричишь? – выдохнула старица.
Сережа вдруг рванулся из объятий брата и крикнул старице в лицо:
– Фиг с маком! Сама кричи, если тебе надо! Понятно?
– Сережа! – испуганно и восхищенно вскрикнул Виктор.
– Удавлю, гаденыш! – прохрипел Памфил-Бык. Он бесцеремонно оттолкнул Нимфодору и, схватив концы Сережиного выгоревшего пионерского галстука, начал медленно наматывать их на кулак, притягивая мальчика к себе.
Виктор кинулся на братчика и ударил его локтем в грудь. Памфил ответил быстрым ударом в подбородок и ударом ноги в пах. Виктор сгорбился, постоял, полузакрыв глаза, и вдруг с силой обрушил на голову Памфила стоявший на столе тяжелый железный подсвечник. Но попал не в голову, а в плечо. Братчик застонал, бешено скрипнув зубами. На помощь к нему бросился Душан. Посадник мелко крестился, старица выставила угрожающе острый конец посоха.
Верховники повскакали с лавок и медленно, неслышно, как подкрадывающаяся волчья стая, двинулись налетчика. Сейчас бросятся, исполосуют ножами и выбросят собакам. Виктор прикрыл собой Сережу и поднял подсвечник.
– Ну, кто хочет? Подходи!
Верховники остановились и попятились. Их остановил не подсвечник в руках летчика, а звук легких, быстрых шагов. В Крестовую палату вбежала Анфиса, схватила Сережу и сверкнула глазами на Памфила:
