— Лейтенант, может он кольнулся или нюхнул чего-нибудь? Старики нынче пристрастились, особенно эти, из очкариков.
— Трудно сказать. Нужен эксперт.
— Что собираешься делать дальше?
— Я в затруднении, мой капитан. Поэтому и посмел вас побеспокоить. Может, отпустить его? Пусть катится насреддину в задницу. Он же явно душевнобольной, к тому же не кретин.
— В общем так, тридцать пятый. На всякий случаи подержишь его до утра. Это раз. Сейчас к вам прибудет эксперт. Два. Немедленно разыщи таксиста и выясни, где он посадил старика — три. Уяснил?
— Слушаюсь, мой капитан.
— У тебя все?
— Точно так! Только я еще хотел…
— Ну, говори, говори.
— Вчера в девятой комнате допрашивали одного кретина.
— Да, я лично руководил. А кто дал тебе эти сведения?
— Ребята сказали.
— Конкретно, кто?
— Тридцать четвертый. Я его менял, он вчера дежурил. К нему как раз того кретина и доставили.
— Что он тебе еще сообщил?
— Я…
— Говори, ублюдок! Говори, раз начал!
— Я полное ничтожество!.. Он мне сказал, что кретина поймали случайно. Им оказался один из заместителей директора облбанка. Его взяли прямо за главным дисплеем, когда он пытался перевести гигантскую сумму денег на разные счета в разных городах. Защита сработала четко. В прокуратуре выяснилось, что он кретин, тогда его сразу перевели к нам. Ограбления банка как такового не было, это наша дезинформация для его сообщников, если они есть. Вот и все, ничего особенного. Еще тридцать четвертый похвастался, что ему разрешили присутствовать на допросе в девятой комнате, и расписал, что он там видел.
— Ясно. Тридцать четвертый выдал тебе полную информацию в рамках своей компетенции. У него, оказывается, недержание. Спасибо за сигнал. Итак, о чем ты хотел попросить?
— Товарищ двадцать шестой! Если я выявлю кретина, вы позволите мне принять участие в допросе? Так же, как было разрешено тридцать четвертому? Мне хочется знать заранее…
— Иначе не будешь ловить наших врагов?
— Ну что вы, кэп… ну вы же все понимаете…
— Понимаю, лейтенант, понимаю. Ты непрост. Вы ведь, кажется, друзья с тридцать четвертым? Интересно, чего ты на самом деле хочешь больше, поприсутствовать на допросе или свалить друга?.. Ладно, не ерзай. Рапорт я, конечно, составлю. Кто тебя знает, вдруг ты просигналишь непосредственно хозяину, что, мол, раскопал для меня ценные сведения о болтунах в нашем славном аппарате, а я не придал этому значения.
— Хозяину? На вас? Никогда!
— Не ори, ублюдок. Полковник услышит.
— Хозяин все слышит, все знает.
— Перестань валять дурака. Между прочим, лейтенант, наш полковник сейчас у первого в кабинете. Решают, что делать с тем кретином и… и кое-что еще. У нас, судя по всему, начинается серьезное дело, я имею в виду нашу группу. Смотрите у меня, чтобы были там наготове! Если повезет, все пойдем на повышение, и не нужно тебе будет тридцать четвертого валить.
— Я — как огурчик, кэп! И ребята! Не беспокойтесь!
— Тьфу, горлодер. Скажи-ка начистоту, раз уж все знаешь. Что ты думаешь об этом заместителе директора?
— О ком?
— Ну о том, из областного банка.
— Не знаю… Зачем ему столько денег, если он кретин? Наверное, хотел удрать. Куда-нибудь за кордон, наслаждаться жизнью у гуманистов.
— Я, лейтенант, немножко о другом. Когда твой друг рассказал вчерашнюю историю, как ты отнесся к тому, что заместитель директора банка оказался скрытым кретином? Вопрос ясен?
— Да, капитан, понял. Я ощутил беспокойство. То, что один из больших начальников вор, это ладно, это нормально, но вот то, что даже такого высокопоставленного, абсолютно благонадежного гражданина можно сделать кретином… Это ужасно.
— Надо же, тридцать пятый. Именно беспокойство. И у меня то же самое. А ты в самом деле непрост, и я обязательно запомню это… Свобода — наше знамя. Отключаюсь.
— Процветание! Наша цель!
2.4. Ретранслируемый сигнал Источник “Сырье”, гриф “Свободный эфир”.
Зал был полупуст. Меж столиков шатался унылый официант, за стойкой бара скучал сверхосторожный бармен. Тихоня уже пригласил свою даму под стол, из-под скатерти торчали их ноги. Какая-то парочка устроилась на ночлег прямо на эстраде. Было тихо и спокойно. Воистину, хваленая славянская нравственность вымерла во времена Большого Мора вместе со славянами. Появился Мясоруб Ханс — сидел за моим столиком. Лошак был готов, он гадко храпел, положив голову в лужу горячей на столе, Мясоруб только что пришел, но уже приканчивал второй графин.
— Салют, Ханс! — сказал я, плюхаясь на стул. Мясоруб взглянул.
— А-а, это ты, — пробасил он. — Натанцевался?
— Экий ты проницательный, — весело ответил я ему.
— А я вот недавно…
— Вижу, до Лошака тебе далеко. Хотя твой размах всем известен.
Я за волосы приподнял голову стукача-придурка и заглянул ему в лицо. Глаза у того были открыты.
— Выключился, бедняга, — сообщил я.
Лошак вдруг всхрапнул и громко свалился со стула. Мясоруб бережно поднял его, усадил обратно.
— Не трогай ты его, Алекс, — сказал он мне. — Пусть спит.
К столику подбежал Ловкач.
— Принеси-ка мне горячей, парень, — попросил я.
Мясоруб сделал графин безнадежно пустым, затем принялся с недоверием изучать его на просвет. Он спросил равнодушно:
— Как дела? Ты сегодня, смотрю, с карманами пришел.
— Да ничего дела, — ответил я. — Обработал, понимаешь, одного очкарика. Двести хрустящих.
— Ого! — Мясоруб даже присвистнул. — Везет дуракам.
— А у тебя откуда деньги?
— У меня те же, магазинные. Помнишь, вместе трудились?
— Да, — сказал я, — помню.
Официант принес мне заказанное, и мы с Мясорубом молча занялись делами. Он полностью отрешился от мира, махом опустошив половину графина, я же культурно налил себе в стакан и оглядел зал. Какой-то тип, сидящий недалеко от эстрады, во все глаза смотрел на смелую парочку и спешно доставал фотоаппарат. Парочка на эстраде шалила вовсю. Турист, — презрительно подумал я о нем, залпом выпивая целительную жидкость, — странствует откуда-нибудь из пустынь… Бармен Иосиф раздобыл где-то журнал для детей и забавлялся тем, что пририсовывал на веселых картинках похабщину. Из-под стола Тихони доносились вопли. Жизнь “Бутсы” вошла в ночную колею — торжество демократии. Я глотнул раз, другой, но лучше от этого не стало.
— Ещё! — коротко вскрикнул Мясоруб. Официант засуетился.
