Юноша и девушка смотрели друг другу в глаза. Ее – темно-карие, испуганно блестящие. Его – черные и холодные, как панцирь погибающей на экране твари. Мантикора уже лишилась правой клешни, но у нее еще оставалось мощное оружие. Лук хвоста изогнулся, вознося над рычащим барсом ядовитое жало. Один удар – и все кончено.
«Не надо, Дор!»
Жало замерло, горел на его острие солнечный блик.
«Не надо!»
«Ш-шаг вправо, неверный шаг. Ты с-сожалеешшь теперь. Можно ис-справить. С-сплес-сти заново».
Смертельный шип все не опускался.
«Она пощ-щадила тебя. Ты ош-шибс-ся».
И вдруг он ясно увидел, как отпускает руки девушки, как мирно опускается жало мантикоры, как гаснет экран и они остаются вдвоем, как было до – и будет после. Видение длилось всего секунду.
…Барс ударил когтями в уже поврежденное плечо мантикоры, проламывая панцирь, – а затем его клыки впились в лежавшие глубже мягкие ткани…
…Восхищенно заухали, завыли, зареготали трибуны…
…Отчаянно закричала смуглокожая девушка…
…Паучиха, нависшая над Колдуном, дернулась и грянулась наземь, задрав к небу восемь бьющихся лап. Земля содрогнулась от удара. Перевернутое лицо Предсказательницы уже ничем не напоминало человеческое. Два потухших глаза казались дыхательными отверстиями, а чудные смоляные волосы – частью порванной паутины. Челюсти паучихи дрогнули, и она проскрипела вслух, тихо, но явственно:
– Диир ш-шэл дай. Деф брингс деф-ф.
«Дорогое должно умереть. Смерть приносит смерть»?
Колдун вздрогнул, но времени на размышления не оставалось. Сплошным потоком с веток хлынули пауки.
В первую секунду сердце Колдуна отчаянно стукнуло. Бессмертный решил, что тут-то ему и конец – однако восьминогие твари не обратили внимания ни на человека, ни на два повисших в сетях свертка. Все они кинулись на издыхающую Предсказательницу, и вскоре тело женщины-паучихи превратилось в черный кипящий ком. Те из арахнид, кто не мог пробраться к бывшей повелительнице сквозь облепивших ее товарищей, сцепились друг с другом. Над лесной опушкой повисли отвратительный треск, свист и клацанье.
«Смерть приносит смерть»?
Огромный живой клубок катался по земле. Колдун отшатнулся.
У него все еще кружилась голова после экскурсии в прошлое, поэтому штурм паутины дался с трудом. Цепляясь кое-где за нити, обдиравшие кожу с ладоней, а кое-где за торчащие из сети ветки, он вскарабкался достаточно высоко, чтобы добраться до большего свертка. Вытащив из кармана лазерный резак, позаимствованный у Густавсона, Колдун выставил глубину разреза на сантиметр и пустил инструмент в ход. Из рассеченной сетки показались плечо и изрядно посиневшая рука.
– Батти, вы слышите меня?
Сверток согласно замычал и зашевелился.
– Я сейчас дам вам резак. Освободите себя. Я займусь Сиби. У нас мало времени.
Кисть дернулась и приняла резак. Колдун, вися в сети, как матрос на вантах, перекинул себя к соседнему свертку. Здесь он задействовал второй, обычный армейский нож. Дело пошло гораздо медленнее. Сталь неохотно резала паутину. Нитки лопались одна за другой, однако нижний слой все не поддавался. Серый куль раскачивался от усилий Колдуна, но заключенная в нем жертва была неподвижна.
– Сиби! – заорал Колдун. – Сиби, ты жива?
– Давайте я. – Батти, весь облепленный обрывками паутины, надвинулся сбоку и принялся кромсать сеть резаком.
В висках Колдуна звенело все яростнее. Живой комок внизу полыхал от злобы, визжал и выл, как сотня взбесившихся котов – хотя звуков этих никто, кроме Колдуна, услышать не мог.
– Сэр, что с вами?
– Ничего. Вы ее сняли? Убираемся отсюда, пока пауки на нас не накинулись.
Пытаясь не обращать внимания на пляшущие перед глазами цветовые пятна и на пронзительную какофонию, Колдун спрыгнул на землю и первым понесся к холму, за которым находились землянка Густавсона и так нужное им сейчас каноэ.
– Быстро же работает Вендиго, – ошеломленно пробормотал Колдун.
Он обещал Густавсону, что по дороге к озеру (если, конечно, удастся справиться с паучихой) прихватит и его. Обещание свое Колдун намеревался выполнить, потому что максиму «не суди да не судим будешь» считал одним из главных достижений человеческой морали. Но похоже, не все придерживались его убеждений.
Сейчас Густавсон валялся у входа в землянку лицом вниз. Кто-то содрал с негра майку и штаны. Вместо одежды его покрывала пленка еще свежей крови, а шея была неестественно вывернута. На спине виднелись длинные параллельные разрезы или, возможно, следы когтей.
Колдун присел на корточки и уставился на труп.
– Интересно, зачем бы Вендиго понадобилась мемориальная майка [6]?
– О чем вы говорите, сэр? – Андроид стоял рядом. Сиби, все еще бесчувственную, он опустил на землю.
– Этот человек утверждал, что на него охотится Вендиго. Вендиго – это…
– Я знаю, что такое Вендиго, сэр. Только вряд ли он оставляет такие следы. – Батти ткнул пальцем в разрытую землю рядом со входом.
Кто-то подкопался под крышку люка, а затем вывернул ее с такой силой, что железная чушка долетела до ближайших кустов. На рыхлой почве явственно отпечатался след звериной лапы. Лапа была похожа на волчью, только раза в два крупнее. Судя по глубине отпечатка, и весил зверь немало.
– Я, конечно, не Хантер, но скажу так: химера вырыла парня из землянки, как суслика из норы, покалечила, а потом свернула ему шею. И убралась к воде. Вон там еще один след. Лучше бы нам отсюда уходить, сэр.
– Он сидел в землянке голый?
– Кто?
– Негр. Густавсон.
– Может, залез в спальник…
Колдун молча перешагнул через труп и направился к черному отверстию входа.
– Куда вы, сэр? Может, зверь еще там…
– Сомневаюсь.
Тем не менее андроид отстранил человека и первым полез под землю.
Электрический фонарь оказался на месте. Колдун включил его и быстро осмотрелся.
– Так. Ваша химера позаимствовала не только одежду нашего друга, но еще и оружие. Странное животное, Батти.
– Сэр, пауки…
– Я помню о пауках. А вот вы мне чего-то не договариваете.
Андроид оглянулся на светлое пятно люка:
– Уже несколько дней мне казалось, что за нами следует большой черный волк. Но я вам не говорил, потому что не был уверен.
