Если бы он знал, как ей тяжело! Федоров уволит ее с работы – в этом нет сомнения, а может, и до суда дело дойдет. Только нет! Она будет бороться, не даст себя в обиду. Федоров, как и всякий подлец, воспользовался случаем. И надо было обрушиться такой беде! Пролетел шар, пожаром уничтожен цех…
Все же Наташа не верила Федорову. Воздух – это стихия. Мало ли откуда могло занести шар в Приднепровск. Она в ту ночь, как всегда, внимательно следила за аппаратами. Нет, ошибки быть не могло!
Что делать? Написать Виктору? А разве он у нее единственный друг? И здесь ведь есть друзья. И неплохие, кажется. Они должны помочь.
За окном плыла ночь. Она шелестела черными лапами ветвей, шуршала легкой поземкой – на дворе дул ветер. Наташа видела, как прямо перед ее глазами на стеклах окон все отчетливее вырисовывался причудливый ледяной узор. Вглядываясь в замысловатый морозный рисунок, она почему-то с облегчением подумала о завтрашнем дне. Все будет хорошо, все станет на место…
Отойдя от окна, Наташа направилась к гардеробу.
В маленьком нижнем ящичке лежит небольшая пачка конвертов, перевязанная красной ленточкой. Здесь воспоминания и мечты, здесь ее любовь, ее прошлое и, может быть, будущее…
Развернув на коленях аккуратно сложенные листочки, девушка на миг залюбовалась ими. Это были первые Викторовы записки.
"Буду ожидать возле кинотеатра, под башней, в 7 часов".
"Зачем ты пошла на концерт одна? Я скучал и хотел было вернуться домой, но Зина Кужель напросилась, чтобы проводил ее до гастронома. Она хорошая девушка, но какая-то, право, неуравновешенная…"
"Я все дни ожидал твоего звонка. Не выдержал, пришел навестить, но не застал. Кажется, ты нарочно прячешься от меня. Может быть, между нами возникло недоразумение? Обязательно хочу встретиться. Звони. Виктор".
Наташа невольно прижмурила глаза. И сразу же воспоминания, нахлынув целым потоком, завладели сердцем. Как хорошо жить на свете, когда где-то есть любимый человек. Она уважала Виктора, верила в его чувства. И в этот момент девушке сильно захотелось поговорить с кем-либо, поделиться мыслями.
К друзьям идти далеко, а Виктор был с нею рядом.
Она села за стол, приготовила лист бумаги, И сердце ее заговорило:
"Виктор, я только теперь начинаю понимать, что ни один человек на земле не может жить, не зная самого святого и заветного чувства – чувства дружбы. Дружба для человека, что солнце. Она его согревает теплом, вдохновляет на подвиги, зовет вперед, живит его радости и надежды. Дружба – это высшая награда человеку от человека. Не правда ли? По-моему, в дружбе доказываем мы свою искренность. Дружить,- значит, быть искренним и преданным. Иной дружбы я не понимаю.
Признаюсь, меня очень тронуло твое письмо. Я начинаю убеждаться, что у нас во многом сходные мысли и чувства. Мы понимаем друг друга, и этому не смогут помешать ни расстояние, ни горе, ни неудачи. Знать, что о тебе всегда думает и заботится другой человек…"
В передней зазвенел звонок. Не успела Наташа встать из-за стола, как в комнату вошли гости.
– Что же это ты, Наташа, забилась в клетку, как синица? Ночь-то вон какая…- с веселой укоризной проговорил Юзик Хлебцевич, снимая пальто, на воротнике которого таяли, угасая, яркие снежинки.
Вожак комсомольцев радиолокационного центра, веселый компанейский парень, Юзик часто заходил к операторам, радистам. Любил пошутить, незаметно дать совет, а то и просто поговорить по душам. Вместе с ним пришла низенькая, с черными глазами девушка.
Наташа сначала растерялась. Этот визит для нее был неожиданным. Поспешно спрятав письмо, она засуетилась:
– Садитесь, пожалуйста, садитесь!
Юзик и Оля как бы принесли с собою в комнату морозную свежесть ночи и задорный блеск глаз.
– Весна под окном, а морозик берется на ночь сердитый,- потирая руки, говорил Юзик.- Ты нас не ждала, Наташа? А мы к тебе с новостью.
Наташа вопросительно посмотрела на него.
– Пришел пакет из Москвы. Тебя зовут в Галактику,- сказал Юзик и посмотрел на девушку, будто желая увидеть, какое впечатление произведут его слова, а потом весело добавил: – Я слышал, будто уже подготовлена в первый рейс космическая ракета. Вот тебя и вызывают…
– Ух! – вздохнула с облегчением Наташа.- Гора с плеч.
Юзик, поправив волосы, вдруг стал строже, угрюмее.
– Мы тоже рады за тебя, Наташа,- промолвил он тихо.- Но, понимаешь, Федоров будет противиться. Что ни говори, вычисления показывают, будто шар… ну, тот самый… летел через твой участок наблюдения.
– Юзик! – воскликнула в отчаянии Наташа.- И ты мне не веришь? Скажи правду – не веришь? Да?
В глазах ее – она это знала – горел лихорадочный огонек надежды и тревоги. Рядом были ее друзья. Неужели она их безвозвратно потеряла и они тоже не верят ей?
– Я жду…- сказала Наташа тихо, почти шепотом, потом отошла в сторону и, тяжело вздохнув, добавила безразличным расслабленным голосом: – Ты молчишь, Юзик. Теперь я понимаю: не веришь…
– Верю, Наташка!
Юзик подошел к девушке, взял ее за горячие руки. Взгляды их встретились. Оба они почувствовали, что знают правду, что будут отстаивать ее вместе до конца. – Спасибо, Юзик…
– В твоих руках – рука друга. Мы тебе поможем, Наташа. Ты поедешь в Москву.
Лишь к вечеру сенатор Уолтер возвратился из НыоДжерси в столицу Штатов. Запыленный, он сменил помятый смокинг на пижаму и прошел в бассейн-ванную. Мылся долго, старательно. Долго плавал. Мраморное дно бассейна светилось цветом морской волны. Это освежало и успокаивало. Потом слуга – молодой атлетнегр – сделал ему массаж. Кровь в жилах запульсировала быстрее, тело налилось бодростью. Когда он вышел из ванной, нельзя было поверить, что этот человек провел весь день в хлопотах.
В гостиной на широкой тахте его дочь просматривала книжку с яркой обложкой – "Семнадцатый муж леди Брейсон – убийца". Едва завидела отца, отложила в сторону книгу и поднялась навстречу ему.
– Наконец-то! – проворковала она, изобразив на лице неподдельную радость.- Па, где так долго пропадал? Едва дождалась…
– Кто хочет жить под солнцем, тот меньше должен бывать под крышей своей виллы,- сказал сенатор и, поцеловав дочь в лоб, спросил: – Что ты мне хотела сказать, моя девочка? Или попросить, шалунья?
– О. У меня не совсем обычный разговор…
Сенатор с любопытством вскинул голову.
– Не совсем обычный? Хорошо, пойдем, все мне расскажешь.
Они прошли в столовую. Это был просторный, высокий зал с двумя рядами розового мрамора колонн. Окна венецианские, до самого пола. Посреди зала – круглый стол и несколько удобных кресел. Здесь собиралась четырежды в день семья сенатора. Собственно, не семья, а Элси и сенатор.
