Однако подобное может никогда не произойти. Система не действует сотни миллионов лет, с момента создания. Кто знает, сколько еще пройдет времени, пока что-нибудь случится?
— Никто не строит ничего подобного, — пробормотал Этьен, — для бездействия.
— Почему нет, Этьен? — с обезоруживающим спокойствием спросила Лира.
— А как насчет сигнализации, которую люди устанавливают в своих домах? -
Лира не могла оправиться от изумления. — Что же это такое?
— Мы не знаем, для чего эта система, — грустно ответил Мутабл, — никто из нас не знает. Мы только сторожа, а не операторы и не создатели.
Мы делаем то, что нам ввели несколько эр назад. Наблюдать за системой и держать ее в готовности. Не думайте, будто мы просто сидим и мечтаем. У нас своя культура. Мы представляем собой одну из форм перемещающихся в космосе рас, посещаем друг друга, поскольку в каждом мире мы живем в одиночку. Мы дебатируем, помогаем соседям диагностировать и решать проблемы, но обычно дел мало. Ксанка строили все на тысячелетия. Что касается назначения системы, о нем знают только сами Ксанка.
— Что же с ними случилось? — спросил Этьен. — Если они достигли такого прогресса в науке, почему позволили Тар-Айм и Хар Рикки занять свое место?
— Тар-Айм и Хар Рикки ничего не занимали. Обе расы взросли и развились в вакууме, оставленном после ухода Ксанка. Они не заставляли
Ксанка улетать. Ксанка никогда нельзя заставить сделать. Они ушли, потому что нашли нечто такое, с чем не могла справиться их технология.
— Но зачем они оставили эту систему? Чтобы она дала им знать, когда можно будет вернуться? Ты знаешь что нибудь об этом?
— Только то, что она станет активной, когда кто-нибудь захочет проявить себя. — Мутабл заколебался. — Мы знаем, что система связана с одной частью космоса.
— Ты можешь выражаться поточнее?
— Она находится в направлении созвездия, которое вы, земляне, называете Волопас. Это созвездие видно с вашей планеты, но та часть космоса значительно дальше. Район весьма скромных размеров — около трех сотен миллионов световых лет. Объем — приблизительно миллион кубических мегапарсеков.
Этьен на секунду нахмурился, пока названные цифры не всплыли в его памяти.
— Великая Пустота! Мы знаем о ней уже сотни лет. Да, это действительно «скромный» район. Он должен быть заполнен галактиками и туманностями, как любая другая часть космоса, но он пуст. С точки зрения астронома, там ничего нет. Немного свободного водорода и несколько изолированных звездных масс непонятного строения.
— Мы это знаем — согласился Мутабл. — Но мы не знаем, для чего предназначен передатчик Ксанка.
— Думаю, он связан с чем-то очень простым, — пробормотал Этьен. — Мы, люди, стадные существа. Мы любим толпы, а не пустоты.
— Вы заинтересовались.
— Ксанка, кажется, были интересным народом. Ты не чувствуешь никакой угрозы?
— Мы не волнуемся, и вам не стоит. Слишком много времени прошло, и ничего не случилось.
— Значит, ты считаешь, что какая-то угроза все же существовала?
— У нас было много времени, чтобы оценить возможности. Когда существование чего-то посвящено одной задаче, у него есть достаточно времени поразмышлять. Нужно признаться, некоторые из нас считают, что система Ксанка является предупреждающей.
— Странно, но твои слова меня не успокаивают, — проговорила Лира.
— Мне хотелось бы всех успокоить. И себя тоже. Вы должны знать это.
Мы всегда успокаиваем себя, говоря, что Ксанка действовали таинственными путями.
У Этьена голова кружилась от всех этих разговоров о пустотах в космосе, о чужеземных установках, бездействующих неисчислимое количество эр и ждущих какой-то неизвестной проблемы, чтобы заявить о себе, о сторожах, которые могут менять свои формы и передвигаться незаметно среди различных цивилизаций.
Ему необходимо было поговорить о чем-то, в чем он разбирался.
— Значит, ваша задача — следить за неприкосновенностью системы
Ксанка?
— Да.
Этьен подозвал к себе жену и спросил меняющего форму:
— Тогда тебе необходимо решить сейчас, что делать с нами.
— Прошло очень много времени с тех пор, как был установлен этот передатчик, — тихо отозвалось существо. — Тогда река расширила пещеру и проделала широкий вход. Его должен был запечатать лед.
— Ты не отвечаешь на мой вопрос. Как быть с нами?
— Я с удовольствием изучал тебя в течение многих дней, Этьен Редоул.
Проще всего было бы предоставить местным жителям распорядиться твоей судьбой или сделать это самому.
Рука Лиры стиснула руку мужа.
— Но после сотни миллионов лет выполнения единственной задачи, — продолжал Мутабл, — вырабатывается большое уважение к местным формам жизни, которые развиваются, не уничтожая друг друга. Когда за кем-то внимательно наблюдают высшие существа, цивилизации вырабатывают свои законы.
Этьен позволил себе понадеяться, что древняя философия остановит палача.
— Вы мне нравитесь. Вы простые, примитивные, но милые. Много народов по этому признаку не занимают высоких мест в списке. Вы занимаете. Я тоже.
Вы нравитесь мне сами по себе и еще за то, что представляете. Мы ведь не просто части хитроумно спроектированной машины. Мы — личности и можем восхищаться индивидуальностью других. Ваша настойчивость и одержимость, ваша (уж не улыбка ли появилась в верхней части колонны?) преданность выбранной профессии напоминают мне нас самих.
— Я рада, что мы тебе понравились, — сказала Лира. — Ты нам тоже нравишься. Но откуда у тебя уверенность, что мы не приведем сюда других людей, рассказав им нашу историю, и не покажем им эту часть передатчика?
— Я буду следить не только за тем, чтобы пещера оставалась запечатанной, чтобы передатчик оставался в рабочем состоянии, но за тем, чтобы скрывать его от ваших самых чувствительных приборов, даже если те станут прощупывать планету в течение нескольких лет. Что касается землян, то мы наблюдали за человечеством достаточно долго. Вы не опасны. К тому же существует третий способ защиты — вы дадите мне слово!
Лира взглянула на мужа, затем опять на Мутабла.
— Надеюсь прожить еще долго, но не думаю, что когда-нибудь еще услышу такой комплимент. Мы даем тебе слово!
— Спасибо, женщина. Дело сделано. Оно доставило мне удовольствие.
— Я хотела бы только, — добавила Лира, — чтобы тот тсла опять был с нами и тоже дал тебе слово.
— Мне очень жаль. Обнаружить себя — нелегкое дело. Меня не оставляла надежда, что май пощадит вас и я смогу помочь вам, не выдавая себя. У меня не было возможности помочь тсла.
Фигура существа зарябила еще сильнее. Люди отступили назад, когда серебристая кожа начала покрываться темно-серыми пятнами. Те становились белыми, бледно-желтыми и, наконец, превратились в светло-коричневые.
