Мелвин придвинулся ближе и увидел на карте правильную кляксу кратера, а рядом кружок поменьше, как бы миниатюрную ее копию. Джесси расстелила поверху цветную кальку. Всё осталось как прежде, включая тона раскраски, только кружок сместился чуть вправо и вниз.
— А вот результат повторной экспозиции через полчаса, — добавила она и указала на отпечатанный в углу листа циферблат со стрелками.
— В это время мы подходили к перевалу, — автоматически отметил Мелвин.
— Совершенно верно, — ответила Джесси. — Тень двинулась в ту же сторону и, как теперь выяснилось, на протяжении всего маршрута висела у нас над головами.
Мелвин опять вспомнил, как там, на подступах к «Объекту», ему стало казаться, будто чьи-то глаза разглядывают его, изучают, фиксируют каждое движение.
— А что было потом? — спросил он, стараясь не выдавать беспокойства.
— Потом диск исчез. Позже он появлялся в разных местах, в том числе и в окрестностях Гартенберга.
— Когда это было?
— Где-то около восьми.
— Интересно! — пробурчал Мелвин и тут же на вопросительный взгляд Рейдера пояснил: — Примерно в это время Стефан Циммер видел фантомов на берегу реки.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Карл Грубер.
— Да так, ничего. Просто я обратил внимание на совпадение перемещений этой странной тени с некоторыми столь же странными происшествиями. Кстати! — Он решил проверить одну из возникших догадок. — Когда к Тэйлору стали поступать первые сведения о фантомах?
— В семь вечера, — ответил Рейдер, на секунду заглянув в документ.
— А где в это время находился диск?
— Сейчас посмотрим, — сказала Джесси и, дотянувшись до одного из пронумерованных листов, наложила его на фотоплан.
— Подумать только! — воскликнула она, совместив границы планшетов. — Тень ложится на то место, где раньше была база Тэйлора.
— Постой, Мелвин, — отрываясь от карт, сказал Рейдер, — ты предполагаешь какую-то связь между фантомами и этой волновой заглушкой?
— Пока не знаю, — ушел от ответа Мелвин. — Просто у меня появились кое-какие мысли, и я решил их проверить.
— Однако весьма любопытное наблюдение, — заметил в свою очередь Блэкфорд. — Любопытное и, я бы сказал, многообещающее. В принципе, вполне может статься, что именно с этой радиотенью связаны кошмарные видения у Тэйлора и в Гартенберге. Что вы на это скажете, Питер?
Ланке встрепенулся и с воодушевлением поддержал его:
— Конечно, профессор! Такой поворот уже сам по себе интересен. К тому же он может содержать разгадку одной из самых непостижимых тайн.
— Каким образом? — спросил советник Робертсон, всё еще не понимая, куда клонят ученые.
— Здесь можно ожидать несколько равновероятных решений, — поразмыслив, сказал Блэкфорд. — Нельзя, например, исключать, что диск служил отражателем, а возможно, и генератором каких-то лучей, которые, в свою очередь, обладают свойством удерживать на некоторое время облик попавшего в фокус человека.
— Довольно странное свойство, если учитывать, что изображения выходили с откровенно карикатурным подтекстом, а своей вычурностью лишали очевидцев способности мыслить и говорить, — усмехнулся Прайзер, передавая папку с материалами Груберу.
— Действительно. Чем вы это можете объяснить? — в тон ему спросил Робертсон.
— Факт отражения не всегда отождествляется с точным копированием. Вспомните хотя бы эффект кривого зеркала. С его помощью можно воссоздать уродцев на любой вкус и даже похлеще фантомов.
— Но почему отражались только люди? Чем вызвана такая избирательность? Фантомы являлись в среду реальную, не призрачную.
— Вот с этим действительно сложнее, — вздохнул Блэкфорд. — И в самом деле — почему?..
— А может, биополе человека связано не только с ним лично и способно каким-то образом сохраняться вне его присутствия? — неуверенно проговорил Ланке и тут же поспешил добавить: — Естественно, при соответствующих обстоятельствах.
— Простите, а это как? — удивился Прайзер.
— Видите ли, любое закодированное определенным образом поле в принципе может быть перенесено куда угодно и воспроизведено в конечной точке так, как заложено программой. Живой пример тому — обычное телевидение.
— Что-то не улавливаю связи, — хмуро сказал Робертсон.
— Связь тут может быть только условной. Но мы, не имея достаточных оснований, не вправе исключать существование каких-то сообществ клеток или устойчивых, закономерным образом упорядоченных сгустков энергетических полей, которые функционируют самостоятельно и являются полными или частичными копиями живых, а то и вовсе умерших людей.
— Как вы сказали? Умерших?
— Если копия существует независимо от оригинала, то время ее, если можно так выразиться, жизни, может быть сколь угодно большим.
Ланке был невозмутим, как японская маска, и это окончательно сбило с толку советника.
— Но вы… Вы отдаете отчет своим словам? — спросил он дрогнувшим голосом.
—Вполне!
— А последствия подобных заявлений? Вы подумали о них?
— С того момента, как появился «Объект», я передумал, пожалуй, больше, чем за всю свою жизнь.
— А что скажете вы, профессор?
Судя по всему, Блэкфорд был согласен с Ланке и не скрывал этого.
— У меня нет причин оспаривать мнение доктора Ланке, — степенно ответил он и углубился в созерцание своей бороды.
Мелвин слушал и ушам не верил. То, о чем он сам боялся думать, считал в душе профанацией, стало наконец обретать форму, дополняться пусть неожиданными, но вполне объяснимыми деталями. Сам он, наверное, не смог бы так… Но Ланке… да и Блэкфорд тоже!.. Люди, которые несколько дней назад на клочки бы разорвали любого, кто осмелился бы сказать такое… Всё перевернулось, не иначе. И не только в его сознании…
— Та-а-к, уважаемые господа ученые! — тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянул Робертсон. — Договорились, дальше некуда! Значит, по-вашему, фантомы и привидения в известном понимании суть одно и то же?
— Ну что вы, господин советник, — сказал Блэкфорд. — Это уже крайность. А она так же вредна для дела, как и отрицание фантомов.
— И всё же ваше заключение представляется мне не совсем корректным, — отчужденно проговорил Робертсон.
— Стоит ли удивляться. Тема фантомов еще так необычна. В том числе и для нас. К ней тоже надо привыкнуть. А для этого необходимо время.
— В таком случае я не настаиваю на обсуждении этого вопроса, — отрубил Робертсон, после чего обратился к Джесси. — Вы называете этот диск радиотенью. Объясните — почему? Это действительно материальное тело или что-то другое? И потом, как оно ведет себя в других диапазонах… скажем, в оптическом?
