Тост в аду.
Он выпил.
Все выпили.
Мерзость.
Итан разбил банку о мостовую, вытащил «Пустынного орла» и трижды выстрелил в небо.
Гребаная отдача!
Толпа просто спятила.
Итан вложил оружие в кобуру и взял мегафон, болтавшийся у него на плече на ремне.
Все утихли.
Все, кроме Кейт.
Она выкрикивала его имя, вопила, вопрошая: «Почему, ради бога, почему ты так поступаешь со мной, я доверяла тебе, я тебя любила, почему?»
Он позволил ей кричать и дальше, позволил выдохнуться, позволил выплеснуть все, что было у нее на душе.
Потом поднял мегафон.
– Добро пожаловать на «красный день»!
Вопли и приветствия.
Итан заставил себя улыбнуться и сказал:
– С этой стороны мегафона он нравится мне даже больше!
Это заставило всех оглушительно захохотать.
В руководстве имелись точные указания насчет того, как шериф должен справиться с этим моментом, когда все собрались и приблизилось время казни.
«Хотя горстка жителей может не испытывать никаких проблем с убийством своих соседей, может даже наслаждаться этой работой, но, когда время по-настоящему подходит к казни, большинство чувствуют себя неуверенно и не рвутся проливать кровь. Вот почему ваша работа как начальника «красного дня» так необходима для полного его успеха. Вы задаете тон празднику. Вы создаете настроение. Напомните, почему выбраны почетные гости. Напомните, что «красный день» в конечном итоге призван сохранить безопасность Заплутавших Сосен. Напомните, что уклонение от правил ведет к беде и легко может закончиться тем, что в следующий раз один из уклоняющихся окажется в кругу».
Итан сказал:
– Вы все знаете Кейт и Гарольда Бэллинджеров. Многие из вас называли их друзьями. Вы преломляли с ними хлеб. Вы смеялись и плакали с ними. И, может, вы думаете, что из-за этого трудно проглотить горькую пилюлю нынешней ночи.
Он посмотрел на наручные часы.
Прошло уже больше трех часов.
Блин! Да когда уже?
– Позвольте рассказать вам о Кейт и Гарольде. Настоящих Кейт и Гарольде. Они ненавидят этот город!
Толпа разразилась агрессивными возгласами.
– По ночам они тайком выходят и, что самое худшее… Встречаются с остальными. Остальными такими же, как они, теми, кто презирает наш маленький кусочек рая.
Итан вложил в свой голос ярость:
– Как кто-то может ненавидеть этот город?
На мгновение шум стал оглушительным.
Он взмахом руки велел всем умолкнуть.
– Некоторые из этих людей, тайные друзья Бэллинджеров… Они этой ночью здесь, с нами. Стоят в этой самой толпе. Разряженные и притворяющиеся, что они точно такие же, как вы.
Кто-то закричал:
– Нет!
– Но в глубине сердца они ненавидят Заплутавшие Сосны. Оглянитесь вокруг. Их больше, чем вы думаете. Но я обещаю вам… Мы избавимся от них!
Это было не слишком умно, но, когда толпа снова взревела, Итан почувствовал, как «Бронко» едва уловимо качнулся на амортизаторах.
– Итак, встает вопрос: почему они ненавидят Заплутавшие Сосны? У нас здесь есть все необходимое. Еда. Вода. Кров. Безопасность. Мы ни в чем не знаем нужды, и все равно некоторые люди чувствуют, что этого недостаточно.
Что-то ударило в металлическую крышу под сапогами Итана.
– Они хотят большего. Они хотят права покидать город. Говорить от чистого сердца. Знать, чему учат в школе их детей.
Выкрики продолжались, но куда менее уверенно.
– Они имеют мужество желать знать, где находятся.
Выкрики полностью стихли.
– Знать, почему они здесь!
В толпе наступила мертвая тишина. Головы склонились набок, брови начали хмуриться, когда люди ощутили, что речь шерифа принимает неожиданный оборот.
– Почему им не разрешают уйти!
Итан завопил в мегафон:
– Да как они смеют?!
Думая: «Ты наблюдаешь за мной, Пилчер?»
«Бронко» задрожал под его ногами, и он задался вопросом – слышит ли толпа этот шум.
– Почти три недели назад, – продолжал Итан, – в холодную дождливую ночь я наблюдал из этого окна, – он показал на многоквартирный дом, выходивший на Главную улицу, – как вы, люди, забиваете до смерти женщину по имени Беверли. Вы бы убили и меня. Бог ведает – вы старались это сделать. Но я спасся. И теперь стою здесь, под личиной того, что возглавляет это празднество порока.
Кто-то закричал:
– Что ты делаешь?
Итан не обратил внимания на крик.
– Позвольте спросить вас кое о чем, – продолжал он. – Вам нравится жизнь в Заплутавших Соснах? Вам нравятся камеры в ваших спальнях? Вам нравится ничего не знать?
Никто в толпе не осмелился ответить.
Итан заметил двух чиновников, которые прокладывали путь сквозь народ, без сомнения, прорываясь к нему.
– Подчинились ли вы все Заплутавшим Соснам? Жизни в этом городе во тьме? Или кто-то из вас все еще лежит в постели ночью рядом со своей женой или мужем, которых едва знает, гадая, почему вы здесь? Мечтая о том, что находится за оградой?
Озадаченные, ошеломленные лица.
– Вы хотите знать, что находится за оградой?
Чиновник вырвался из толпы и побежал к «Бронко» с мачете в руке.
Итан вытащил «Пустынного орла», прицелился этому человеку в грудь и сказал в мегафон:
– Забавный факт. Одна только ударная волна от пули пятидесятого калибра остановит твое сердце.
Заднее левое окно «Бронко» взорвалось, стекла дождем посыпались на людей, столпившихся возле машины.
Наконец-то!
Итан посмотрел вниз и увидел руку с когтями, торчащую из дыры в окне.
Рука исчезла, потом снова просунулась в дыру.
Толпа подалась назад.
Вопль, который никто бы не принял за человеческий, вырвался из недр «Бронко».
По толпе пробежали изумленные вздохи.
Стоявшие к «Бронко» ближе других отступали, в то время как те, кто не видел, что происходит, пытались прорваться в передний ряд.
Абер внутри машины впал в неистовство, его когти рвали сиденья в клочья, когда он сражался с цепью, которой Итан приковал его за шею.
Бёрк все еще целился в чиновника из «Пустынного орла», но тот даже не следил за пистолетом. Вместо этого он уставился сквозь ветровое стекло «Бронко» на существо, которое пыталось выбраться из машины.
Итан сказал в мегафон:
– Я хочу рассказать вам сказку. Однажды, давным-давно, был город под названием Заплутавшие Сосны. Это был последний город на земле, и люди, которые в нем жили, были последними из своей расы.
Он больше не слышал звяканья цепи.
Абер вырвался и вскарабкался на переднее сиденье.
– Их законсервировали на две тысячи лет в своего рода капсуле времени. Только они об этом не знали. Их держали в неведении. В страхе. Иногда с помощью силы. Их подвели к вере в то, что они мертвы или спят.
