Щелк.
Роланд ждал.
Она снова нажала. Опять. И опять.
Щелк-щелк-щелк.
- Козлы ДРАНЫЕ! - завизжала она и плавным, грациозным движением повернула револьвер дулом к себе.
Роланд напружинил ноги, но не прыгнул. Дитя не разумеет, что такое молоток, покамест, забивая гвоздь, не расплющит себе палец.
"Если она убьет его, она убьет и тебя".
"Плевать", - непреклонно ответил голос Корта.
Эдди пошевелился. Нет, рефлексы у парня были неплохие; он метнулся в сторону достаточно быстро, чтобы не дать оглушить или убить себя. Вместо того, чтобы опуститься на уязвимый висок, тяжелая рукоять револьвера разбила челюсть.
- Что... Господи!
- КОЗЛЫ ДРАНЫЕ! КОБЕЛИ БЕЛОЖОПЫЕ! - истошно вопила Детта, и Роланд увидел, что она заносит револьвер во второй раз. Пусть она была безногой, пусть Эдди уже откатывался прочь, дальше рисковать он не смел. Коль скоро Эдди не усвоит урок сейчас, он не усвоит его уже никогда. В следующий раз, когда стрелок велит Эдди быть начеку, Эдди последует совету, и потом... эта стерва оказалась шустра. Было бы неумно и дальше полагаться на проворство Эдди или на немощность Владычицы.
Распрямив напружиненные ноги, он перелетел через Эдди и, силой удара отбросив Детту назад, приземлился на нее сверху.
- Приспичило, кобелина? - закричала она в лицо Роланду, одновременно прижимаясь своим лобком к его паху и занося руку, все еще сжимающую револьвер, над его головой. - Разобрало? Щас получишь, чего тебе надо, щас дам, в натуре!
- Эдди! - снова крикнул стрелок - теперь он не просто орал, он приказывал. Эдди, с подбородка которого капала кровь (челюсть уже начинала распухать) еще секунду просидел на корточках, бессмысленно тараща широко раскрытые глаза. "Ну же, шевелись, не можешь, что ли? - подумал Роланд. Или не хочешь?" Его силы таяли. Когда эта женщина в очередной раз обрушит вниз тяжелую рукоять револьвера, она сломает ему руку... то есть, если он успеет загородиться. Если нет, она проломит ему голову.
Потом Эдди стряхнул оцепенение. Он поймал стремительно опускавшийся револьвер, и Детта с пронзительным визгом повернулась к нему, щелкая зубами, точно вампир, и ругаясь на уличном patois [Patois (франц.) уличный простонародный жаргон], таком беспросветно южном, что его не понимал даже Эдди, а Роланду казалось, будто женщина вдруг заговорила на иностранном языке. Но Эдди сумел вырвать револьвер из ее руки и, когда нависшая над Роландом "дубинка" исчезла, он смог пригвоздить Детту к песку.
Она и тогда не унялась и продолжала брыкаться, рваться вверх и сквернословить. На темном лице выступил пот.
Эдди глазел на все это, по-рыбьи открывая и закрывая рот. Он нерешительно дотронулся до своей челюсти, сморщился, отнял руку, внимательно осмотрел пальцы и оставшуюся на них кровь.
Детта продолжала верещать: прикончу обоих, рискните здоровьем, попробуйте меня снасильничать, я вас пиздой укокошу, вот посмотрите, это ж не дырка, а хуй знает что с зубами на входе, охота разведать, так сами убедитесь.
- Что, черт подери... - тупо проговорил Эдди.
- Ремень, - пропыхтел стрелок. - Тащи сюда. Я перекачу ее наверх, а ты схватишь ее за руки и стянешь кисти за спиной.
- ХРЕНА С ДВА! - взвизгнула Детта, и ее безногое тело забилось с такой силой, что Роланд чуть не слетел. Он чувствовал, как она опять и опять силится поднять обрубок правой ноги, чтобы заехать ему по причинному месту.
- Я... я... она...
- Живее, Господь прокляни лик твоего отца! - взревел Роланд, и Эдди наконец сдвинулся с места.
Связывая Детту и затягивая ремень, они дважды едва не упустили ее. Наконец Эдди сумел накинуть завязанную затяжной петлей портупею Роланда на запястья женщины, когда, приложив к этому все силы, стрелок все-таки завернул ей руки за спину (то и дело, как мангуста от змеи, отшатываясь перед стремительными выпадами, которые Детта делала головой, силясь укусить; укусов он избежал, но, покуда Эдди закончил, насквозь промок от слюны). Тут-то Эдди, удерживая короткий конец затяжной петли, и стянул путами эти сведенные вместе кисти. Он не хотел сделать больно этому отчаянно бьющемуся, пронзительно кричащему, сыплющему проклятиями существу. Оно было куда злее чудовищных омаров, поскольку обладало более развитым интеллектом, поставлявшим ему информацию, но Эдди знал за ним и другую способность - быть прекрасным. Он не хотел обижать ее другое "я", скрывавшееся где-то внутри этого сосуда, как живая голубка прячется в самой глубине одного из потайных отделений волшебного ящика фокусника).
Где-то внутри этого орущего, визжащего существа скрывалась Одетта Холмс.
Хотя мул - последнее животное, ходившее под седлом у стрелка, - издох слишком давно, чтобы помнить о нем, у Роланда сохранился кусок его веревочной привязи (которая, в свою очередь, некогда была отличным арканом). Привязав с помощью этой веревки Детту к инвалидному креслу, как еще раньше рисовало ей воображение (а может, ложная память - впрочем, итог был один, верно?), они отошли.
Если бы не ползучие омарообразные твари, Эдди спустился бы к воде и вымыл руки.
- Похоже, меня сейчас вывернет, - сообщил он голосом, срывавшимся то на бас, то на дискант, как у мальчишки-подростка.
- Чего стали-то? Валяйте, схавайте друг дружке ЗАЛУПЫ! - визгливо посоветовало трепыхавшееся в кресле существо. - А? Коли вы перед пиздинкой черной бабы труса празднуете! Ну, валяйте! Чего тут сомневаться! Пососите друг дружке шершавого! Валяйте, пока можно, потому как Детта Уокер щас вылезет из этого кресла - и амбец херам вашим тощим, беложопые! Оторву и вон тем ходячим бензопилам скормлю!
- Вот женщина, в чьем сознании я побывал. Теперь ты мне веришь?
- Я и раньше тебе верил, - сказал Эдди. - Я же говорил.
- Ты думал, будто веришь. Ты верил только верхним слоем сознания. Веришь ты теперь до конца? До донышка?
Эдди посмотрел на визжащее, судорожно извивающееся в инвалидном кресле существо, и отвел глаза. В лице не осталось ни кровинки, только из рваной раны на подбородке сочились редкие алые капли. С этого бока физиономия Эдди начинала приобретать некоторое сходство с воздушным шаром.
- Да, - выговорил он. - Боже мой, да.
- Эта женщина - чудовище.
Эдди заплакал.
Стрелку захотелось утешить его, но, не в силах совершить такое святотатство (слишком уж хорошо он помнил Джейка), он ушел в темноту, сжигаемый изнутри жаром и болью нового приступа лихорадки.
Той ночью, намного раньше - Одетта еще спала, - Эдди сказал: похоже, я, может быть, понимаю, что с ней неладно. Может быть. Стрелок спросил, что Эдди имеет в виду.
- Может быть, она шизофреничка.
Роланд только головой покрутил. Эдди объяснил свое понимание шизофрении, нахватанное по крупицам из фильмов вроде "Трех лиц Евы" и всевозможных телепрограмм (главным образом, из мыльных опер, которые они с Генри смотрели, тащась от кайфа). Роланд кивнул. Да. Болезнь, описанная Эдди, вроде бы подходила. Женщина с двумя лицами, светлым и темным. Как на пятой карте Таро, открытой ему человеком в черном.
