Эти существа, напоминающие китов, не были разумными. Даже отдаленно. Им не грозила опасность исчезновения. Ни в коей мере. Убивать их не считалось преступлением. Они представляли собой куски живого мяса. И все. Жители его родного мира не совершали ничего противозаконного. Грив был чудесным местом — самым настоящим райским уголком.
А потом появилась новая информация. И ученые пришли к выводу, что эти существа обладают начальным интеллектом.
— Я не знал, — бормотал Китобой. — Мы не знали.
Китобой поступил на службу в Дипломатический корпус, чтобы покинуть планету. Свой дом. Он не мог там жить.
А Корт слышала дикие крики людей и бокаи, рвущих друг друга на части в другом месте и в другой жизни.
Китобой ошибся, думая, что она все помнит. Она помнила только свою испепеляющую ненависть — и больше ничего. Ей исполнилось восемь лет, она являлась живым воплощением союза представителей двух народов, играла с детьми бокаи, сидела за столом во время праздников и радовала своих родных — людей — знанием песен бокаи. Ей даже дали имя бокаи, имя, которое она научилась правильно произносить. Она любила бокаи так же сильно, как и свою семью, и они тоже ее любили.
Но в один день, ничем не отличающийся от остальных, два народа обратились друг против друга — и началась война, убийства, зверства, насилие, горели дома, умирали живые существа. Ее отцу проломил голову какой-то фермер бокаи. Мать разорвали на куски руки бокаи, вдруг превратившиеся в крючья. Андреа была слишком мала, чтобы принимать в происходящем участие, и слишком боялась, что ее убьют чудовища. Она спряталась в темном углу.
Ее второй отец — бокаи — отполз в сторону от неистово дерущихся врагов. Он был беспомощен, весь в крови, жалобно стонал. И тогда она выбралась из своего угла, посмотрела на того, кто называл ее дочерью, и поняла, что ненавидит его, что мечтает только об одном: уничтожить, стереть с лица земли, очистить Вселенную от самой идеи его существования. В последние минуты своей жизни он умолял ее о пощаде. Может быть, безумие, охватившее их народы, начало его покидать, но она-то от него не излечилась.
После того дня она поняла, что больше не хочет иметь семьи. Никогда. Ей не нужен мир. Никакой. Она не хотела заводить друзей. Никаких. Она больше не верила мыслящим существам. Никаким.
Она хотела только одного — сражаться с чудовищами.
Это стало для нее единственной возможностью справиться с тем, что она из их числа.
И забыть, как она вонзила нож в лицо своего отца бокаи.
Корт закрыла глаза, прижала руки к ушам и ушла в тайное место, где не существовало ни времени, ни крови. Она очнулась лишь тогда, когда кто-то схватил ее и сильно встряхнул. На одно короткое мгновение сердце сжалось у нее в груди: Андреа решила, что какой-то катарканец наконец узнал о ее присутствии и жаждет расплаты за преступления Сэндберга. Или из далекого прошлого явился бокаи и собирается потребовать у нее ответа за убийство, совершенное много лет назад. Но, открыв глаза, она увидела тчи, которого никогда не встречала прежде — молодой, невысокий, с серыми удивленными глазами.
— Вы ранены, Советница?
Она заглянула ему за спину и увидела, как маленькая женщина занимается Китобоем, а мрачный рииргаанец с открытым ртом смотрит на буйствующих катарканцев, пытающихся пробраться в Изолятор. Между ними висел плоский экран ИИ: на нем застыли знаки — изумление и отвращение одновременно.
— Вы ранены? — повторил свой вопрос тчи. Она почувствовала, как у нее дрогнули губы.
— Нет… сейчас нет.
Тчи помог ей встать, и она спросила:
— А Китобой?
— У него не в порядке глаз. Он страдает от боли, но все обойдется, возможно, даже не потребуется делать замену. Он потрясен и испуган, но не более того.
— Хорошо, — сказала Корт, удивившись искренности, прозвучавшей в собственном голосе. — Они вас к нам не пускали? Я имею в виду катарканцев.
— Нас даже не заметили… Кстати, а почему они вас атаковали?
— И снова начнут, если вы не прихватили изоляционных комбинезонов.
— Мы выполнили вашу просьбу.
— Хорошо, — повторила Корт.
Она имела в виду не только костюмы, но тчи ничего не сказала.
На следующий день состоялась встреча межвидового Совета.
Это был не суд. Никто не осмелился бы так назвать происходящее, потому что суд предполагает право его вершить. Никто не назвал собрание слушанием дела, поскольку в таком случае любое принятое решение получило бы официальный статус. Иными словами, состоялась встреча, совещание — и все.
Берштиэни, обнаружившие и давшие имя катарканцам, провели собственное расследование в своем посольстве, которое они воздвигли в соляной пустыне. Здание представляло собой мрачное прямоугольное сооружение с плоской крышей и без окон, внутри похожее на пещеру. Оно никоим образом не отвечало характеру берштиэни, которые славились тем, что любили роскошь. Но здесь, в полевых условиях, они старались довольствоваться самым необходимым. Вся жизнь посольства проходила в этом зале, таком огромном, что он казался полупустым. Никто не смог объяснить Андреа Корт, почему они так себя ведут, и она в конце концов решила, что их диковинные нравы — это еще одна дурацкая тайна инопланетной психологии, существующая исключительно ради того, чтобы свести человека с ума.
Каждая делегация привезла с собой необходимую мебель. Люди — столы и стулья. Тчи прибыли со своими портативными платформами, рииргаанцы — с украшенными изысканной резьбой удобными скамьями, делегаты других народов прихватили диковинные приспособления, похожие на длинные шесты с выступами, на которых они висели. Берштиэни сидели на полу, а представитель ИИ парил в двух метрах над полом. Они собрались в круг, оставив в самом центре свободное пространство для выступающих.
На Совет прибыли почти все сотрудники Дипломатического корпуса людей. За представительским столом, предоставленным хомо сапсам, сидело только три человека — посол Лоури, едва оправившийся Роман Китобой и в парализующем кресле — тот, по вине кого собрался совет — Эмиль Сэндберг. Он выглядел бодрым и держался весьма непринужденно, даже умудрился поймать взгляд Корт и улыбнуться ей. Он вел себя гораздо дружелюбнее, чем Китобой, который отказался принять Корт, когда она пришла навестить его в госпиталь. Роман вообще держался с ней холодно и официально с тех пор, как вернулся к своим обязанностям. Все следы добродушия и болтливости, которые прежде раздражали Андреа, исчезли.
Корт, как всегда, отказалась сесть и стояла в стороне, пока Сэндберг ей не подмигнул. Тогда она пересекла зал и встала прямо перед ним.
