Тиом. Теперь ступай, а мне нужно подумать.
Артем растерялся; в душе он лелеял надежду, что ва Хисгин хлопнет себя по лбу и звучным своим баритоном воскликнет: «Ну, конечно, история о…» и назовет то, о чем история. О железной птице, затерянной на старом Листе, например. Шансов на это было немного, это Артем тоже сознавал. Но чтобы вот так, коротко перемолвиться — и до свиданья? Спасибо, хоть обещал подумать…
Тем не менее Артем как мог сердечно поблагодарил учителя своего друга Дасти, отвесил поклон и покинул полость.
Снаружи было ярко и весело — на соседней поляне что-то происходило, оттуда доносились смех и пение и чьи-то азартные выкрики. Туда Артем и направился — вероятнее всего, Дасти имено там, и именно его присутствием объясняется веселье.
Артем угадал: Дасти при посильной помощи слушателей распевал скабрезные частушки, подыгрывая себе на гитаре. Закончив очередную и переждав взрыв хохота он делал паузу, не прекращая играть и позволяя спеть куплетец кому-либо из присутствующих. Тан тоже был здесь; подпевать он не порывался, но охотно смеялся вместе со всеми. Артем присел на край колодины рядом с Таном; тот покосился на приятеля и снова переключился на частушки.
Веселился народ минут двадцать. Артем тоже иногда улыбался очередному загибу народного творчества, но целиком сосредоточиться на веселье не получалось, мысли поневоле возвращались к разговору с учителем Хисгиным — такому долгожданному и такому в итоге короткому и скомканному. Умом Артем понимал, что никакой разговор ни с кем в Поднебесье не способен кардинально изменить его положение. Счастье, что его вообще выслушали и поняли. Однако иррациональное свойство людской психики надеяться на лучшее, пусть оно и несбыточно, успело дать плоды: Артем разочаровался и был на грани того, чтобы опустить руки. Не навсегда — всего лишь на какое-то время. Уж свою-то натуру Артем успел изучить, а врать самому себе — занятие бессмысленное.
Он может на какое-то время впасть в депрессию. Но пребывать в депрессии бесконечно — не вариант.
Тан рядом устал смеяться. Последние несколько куплетов, когда певцы и слушатели совсем уж раздухарились и окончательно позабыли о приличиях, Тан утыкался лицом в плечо Артему и оттуда глухо всхлипывал, потому что просто хохотать в голос больше уже не мог.
Спасли его четверо дюжих парней, как раз вышедших к поляне. Каждый тащил по нескольку бурдюков — понятно с чем. Увидев эту четверку, Дасти завершил очередной куплет замысловатой каденцией, положил гитару на траву рядом с собой и весело заорал:
— Пощады! Влаги!
— Влаги сказочнику! — с готовностью подхватили окружающие и один из подошедших парней ловко перебросил соседу Дасти булькающий бурдюк с веселящим. Тан отлип от Артема, вытер слезы и с интересом воззрился на процесс вскрытия бурдюка — сосед Дасти не спеша распускал узелки на горловине.
— Ой, не могу, — простонал Тан, промакивая слезы рукавом. — Сто раз же слышал эти частушки, а все равно чуть не помер от смеха.
Он взглянул на Артема внимательнее.
— А ты чего такой кислый? С учителем поговорил?
— Поговорил.
— И..?
— Он меня выслушал и обещал подумать.
— Ну, так Дасти тебе это сразу предрек! — пожал плечами Тан. — ва Хисгин знаешь сколько песен и историй помнит — у-у-у!!! Попробуй вот так, с ходу, сообрази — в какой может идти речь о вещах древних?
Тут Тан опомнился и осекся, но окружающие, к счастью, к их разговору не прислушивались — веселящее интересовало их не в пример сильнее, а тем, кто пел и смеялся, еще и отдышаться требовалось. Да и сидел Артем с самого краю, далеко от эпицентра, которым, разумеется, являлся сказочник с гитарой.
Еще минут десять-пятнадцать компания переводила дух, утирала пот, прикладывалась к веселящему, смеялась и зубоскалила. Когда один из бурдюков дошел до Тана с Артемом, приложились и они.
А потом на поляне вдруг стало тихо. Сразу и надолго. Артем сначала не мог сообразить — почему? Большинство присутствующих смотрели куда-то ему за спину.
Тан, сидящий рядом, тоже обернулся. Только после этого догадался обернуться и Артем.
Метрах в пятнадцати, под крайними деревьями стояли двое — оба приземистые, коренастые; сначала показалось, что они невысокого роста, но нет, вряд ли они были сильно ниже самого Артема. Зато шире чуть ли не в полтора раза. Из-за этой диспропорции, наверное, они и показались невысокими.
Оба кутались в глухие черные плащи почти что до самых ступней. Плащи одинаково оттопыривались слева — похоже, под ними крепыши носили мечи.
И, машинально отметил Артем, оба глядели прямо на него. Сейчас — в глаза, а несколькими секундами ранее, вероятно в спину или затылок.
У Артема непроизвольно взмокли ладони.
Молчание висело над поляной, только откуда-то издалека доносились мерные удары камня о камень, да тоненько зудела какая-то мелкая комариная сволочь.
Испугаться Артем успел, а вот осмыслить свой испуг — нет. Оба незнакомца вдруг синхронно развернулись и исчезли за пеленой листвы.
По поляне практически сразу прокатилась волна облегченных вздохов.
Артема отпустило: он нервно потер потные ладони друг о друга и поежился — длинно, с дрожью. Тан, переглянувшись с Дасти, внезапно вскочил, схватил Артема за что попало (попало за шиворот и верх правого рукава) и резво увлек в сторону, противоположную той, где только что стояли незнакомцы в плащах.
— Тихо-тихо, — сквозь зубы успокаивал Тан, хотя Артем и не думал упираться. — Пойдем…
С поляны они убрались в несколько секунд; ветки и листва принялись несильно хлестать Артема по лицу и он невольно зажмурился. За спиной еле слышно шелестело — кто-то спешил за ними следом.
Потом под ногами возникла пустота и Артем, вытаращив глаза и едва не откусив себе язык, ухнул в полуметровую яму.
— Вашу ж мать… — прохрипел он по-русски, лежа на боку.
Когда зрение подстроилось под полутьму, Артем понял, что лежит в недавно обжитой полости, рядом с выходом, а над ним стоят Тан и Дасти. Причем, сказочник — без гитары.
Едва Артем осознал это, Тан сунулся к выходу и выглянул из-под шкуры наружу.
— Что там? — сварливо поинтересовался Дасти.
— Да никого, — отозвался Тан почти спокойно. — Зря ты всполошился, по-моему.
— Лучше всполошиться зря… — буркнул Дасти и прошел вглубь полости.
— а Тиом, ты намерен и дальше валяться в прихожей? Заходи давай!
Артем встал на четвереньки, потом на ноги. Поворочал во рту прикушенным языком и потер ушибленный бок. И только после этого вошел собственно в полость.
Она была низковата, приходилось пригибать голову, но людям Поднебесья не нужны высокие помещения: в полостях обычно или сидят, или лежат, спят. В баскетбол тут
