направить на частный суд, кого в барзах, а кто получит очередную реинкарнацию или просто небытие.
Я ушёл от могил, когда стало почти совсем темно, и всё вокруг наполнилось звуками ночи.
Утро началось с повседневных дел: я приготовил завтрак, наносил воды, прибрался в лаборатории. Потом натаскал ещё камней и обложил могильную плиту с обеих сторон – так-то понадёжней будет.
Что теперь? Работа по основной специальности.
Я посмотрел на плиту, на выбитую первой фамилию «Григоренко» и проговорил, громко, чтобы услышали все вокруг:
– Всё будет, Александр Ильич. Мы же лучшие в своём деле.
Я проверил батареи – заполнены под завязку. Прошёл в лабораторию, подготовил всё необходимое и занял привычное место у пульта управления.
– Итак, что у нас с показателями? – спросил я, обращаясь к самому себе, и сам же ответил: – Однёрка – норма, двойка – норма, тройка – норма, четвёрка – норма, пятёрка – норма. Готовы, господин Синица.
Ключ, код, «Пуск», тумблер… На экране начали сменяться цифры обратного отсчёта.
Одновременно с нулём от верхней части колонны к многострадальному стеатитовому кубику протянулся лазерный луч.
***
В первые дни местная живность крайне редко забредала на землю чужого для неё мира. Наверное, это было что-то на уровне инстинктов – хочешь жить, не лезь в чужой дом. А тут и земля другая, и трава, и даже формы жизни неизвестные. Правда, наши родные муравьишки и паучки, которым не повезло перенестись вместе с нами, были против аборигенов, что мышки против филина…
Но через некоторое время мы стали замечать, что нет-нет да и промелькнёт среди кустов сирени хитиновая спина радужного жука пару ладоней в длину или прошелестит в пошедшей в рост газонной травке мелкая чёрно-оранжевая змейка. А по периметру начали прорастать побеги очень похожего на смесь бамбука и папоротника растения. В общем, захват территории местной фауной и флорой был делом времени.
В тот день на крышу здания лаборатории приземлилось ранее никогда не залетавшее в эти места насекомое. Вообще, этот вид жил в горах, этого же представителя прихватил с собой небольшой смерч и закинул в самый центр джунглей. Эта особь оказалась ещё и беременной, если так можно выразиться, а выпускать потомство из полостей в брюшке она должна непременно на твёрдой, максимально устойчивой к внешним воздействиям поверхности. Именно такой будущей родительнице показалась крыша лаборатории, куда она и опустилась. Правда, приземление произошло не на плите перекрытия, а на гладкой поверхности солнечных батарей.
И началось таинство рождения новой жизни.
Крепкие пластины на брюшке разошлись, и наружу посыпались мягкие матовые чёрные шарики, каждый из которых должен будет стать копией своей мамы или папы, если, конечно, его не слопает кто-нибудь из сотен соседей по пищевой цепочке. Потом мама-жук лапками собрала их в одну кучку и опустилась сверху, накрыв весь выводок, словно колпаком. После этого начался следующий этап – мама освободила накопленное в био-аккумуляторах электричество. Это должно было превратить поверхность вокруг неё и саму её в стерильно чистый и почти несокрушимый инкубатор, из которого через некоторое время будут выбираться наружу уже подросшие молодые жуки.
Но под ней оказался не привычный камень, а солнечные батареи, которые не спеклись, а поглотили весь заряд, что стало для них равносильно удару молнии. В сети лаборатории произошёл мощный скачок напряжения.
И случился он как раз в тот момент, когда возник лазерный луч…
***
Показатели всех приборов и датчиков знакомо прыгнули, а свет погас. Но только на этот раз он не загорелся снова через секунду, и я остался в полной темноте – аккумуляторы-то пустые, генератору работать не на чем. А через секунду темнота стала не самой актуальной проблемой.
Корпус лаборатории вздрогнул, заворчал, захрипел и грузно осел, выдохнув из всех щелей и технологических отверстий облачка пыли. Я их не увидел, но почувствовал, как запершило в горле и стало сухо в носу. Я закрыл рот рукавом и закашлялся, потом медленно пошёл в ту сторону, где должна быть дверь. К счастью, угадал с направлением и, сделав несколько шагов, нащупал ручку. Дверь открылась туговато, видимо её всё-таки слегка повело, я выбрался в другую комнату. Там так же темно, но дорога одна – только прямо. Через считанные секунды я открыл очередную дверь и оказался в коридоре, где уже светлее из-за узких матовых окон в его конце. Я, как смог, осмотрелся, но ничего сверхординарного не разглядел: знакомые стены, пол и потолок, трещин нет, разрушений тоже.
Я пошёл на выход, подумав, что оценить произошедшее смогу только снаружи.
Входная дверь открываться отказалась. Пусть у неё косяк покрепче, чем лабораторной, но, видимо, внешние стены приняли на себя основной удар и подверглись большей деформации. Я ещё немного попинал дверь, потолкал её плечом и даже попробовал приподнять, вцепившись в ручку, но тщетно. Вспомнил, что в дальнем конце правого крыла у нас имеется запасный выход, которым мы пользовались всего пару раз во время учебной тревоги.
Минуту спустя я открыл дверь, за которой должен был находиться ведущий наружу коридор…
Стены обрываются через пару метров, а никакого запасного выхода нет и в помине. Гладкая, похожая на глину, поверхность тянется метров на пятьдесят, плавно загибаясь, и затем переходит в такую же глиняную стену, всё круче уходящую вверх. Словно великан зачерпнул порцию почвы огромной ложкой для мороженого. Отвесная стена тоже гладкая, но ближе к вершине в ней виднеются разнокалиберные отверстия, похожие на выходы труб.
Я задрал голову вверх и, приложив ладонь к глазам, взглянул на солнце. Не оранжевое, к которому я уже успел привыкнуть, а почти белое. Небо голубое с редкими облаками, а не светло-сиреневое. Я потянул воздух носом… Запах… Запах знакомый…
Знакомый, но невозможный.
Вдруг сверху вниз, затапливая котлован, полился звук сирены. Из-за кромки обрыва показались пяток дронов, которые нырнули вниз и начали виться вокруг лаборатории.
Я сделал несколько шагов вперёд, так чтобы меня можно было увидеть, и тут же ко мне свернул один из них. Он немного повисел метрах в трёх надо мной, потом спустился ниже и завис на уровне лица.
– Назовите себя, – раздался из динамика женский голос.
Слова никак не могут вырваться наружу, руки трясутся, слёзы вот-вот покатятся из глаз…
Но я не могу себе этого позволить. Это потом. Потом у меня будет много времени для переживаний, а сейчас… Я крепко-крепко зажмурился, напрягся, как только мог, потом расслабился и выдал громко и чётко:
– Сначала главное: нужно оборудование карантинной зоны по классу «Альфа» в кратчайшие сроки.
