Надо посоветоваться с Лари-Ла. Ведь мнительность — один из признаков расстройства нервной системы…
Я был настолько погружен в невеселые мысли, что не услышал, как сзади подошел Али-Ан.
— Извините, капитан, — Али-Ан коснулся моего плеча.
Я обернулся и внимательно посмотрел на него. Только сейчас я заметил, как постарел Али-Ан. На лбу и около глаз появилось множество морщинок. А ведь в начале полета это был почти юноша.
— В чем дело, Али? Вы хотите сесть в кресло? Ваша очередь дежурить?
— Да. И, кроме того, капитан, вам необходимо побывать в рубке внешней связи. Оттуда иногда доносятся едва слышные, но крепкие выражения. Сэнди-Ски чем-то, мягко говоря, недоволен.
И на бледных губах Али-Ана вспыхнула обычная улыбка, острая, как клинок, с оттенком тонкой и чуть надменной иронии.
Я зашел в рубку внешней связи и застал Сэнди-Ски в сильном гневе. Он отчаянно и виртуозно ругался. Я рассмеялся, все мои недостойные подозрения мгновенно исчезли. Ведь это же Сэнди-Ски! Мой необузданный друг Сэнди-Ски! В полной мере я мог оценить всю живописность его метафор.
— Что случилось, Сэнди?
Сэнди-Ски, успокоившись, проворчал:
— С экраном творится что-то неладное. Видимо, торможение все же отразилось на его дьявольски нежных блоках.
— Но вчера же он работал.
— Работал на пределе. А сейчас посмотри, какая чертовщина!
Изображение планет на экране двоилось, троилось, было расплывчатым и туманным. Наконец, экран совсем погас.
Пришлось позвать бортинженера. Рогус долго просвечивал каждый блок. Потом, виновато взглянув на нас, сказал:
— Повреждения серьезные. И не в одном, а в нес кольких блоках. Ремонт займет два-три дня.
Сэнди-Ски еще раз выругался и, махнув рукой, ушел в рубку управления, к экрану локатора. Но этот экран невелик, да и работает на ином принципе. На нем видны лишь очертания планет.
Почти весь день Сэнди-Ски ходил, насупив брови, молчал. И только вечером он оживился. Дело в том, что Сэнди-Ски, как и я, до самозабвения любил поэзию. И сегодня вечером в кают-компании мы были очевидцами рождения гениального поэта.
А случилось это так. Али-Ан сделал свой короткий и четкий доклад. Лари-Ла лениво пошевелился в кресле и уже открыл было рот, чтобы рассказать очередную смешную историю или анекдот. Он считает, что смех полезен для членов экипажа, особенно перед сном. Но ему помешал штурман. Тари-Тау встал и смущенно попросил разрешения прочитать свои стихи из космического цикла. Он хотел узнать наше мнение.
— Конечно, читай! — воскликнул Сэнди-Ски, с любопытством глядя на Тари-Тау. — Читай! Мы слушаем.
Лари-Ла снисходительно согласился послушать, как он выразился, «убаюкивающие» стихи. Чтение таких стихов перед сном он тоже находил полезным делом.
Мы давно знали, что Тари-Тау, этот не очень общительный, углубленный в себя юноша, пишет стихи. Но никто из нас их ни разу не слышал.
Штурман вышел на середину кают-компании и сначала робко, а потом все более уверенно стал читать стихи.
Мы были буквально ошеломлены, ничего подобного никто не ожидал. Стены корабля словно раздвинулись, и мы почувствовали безграничный Космос, его ледяное и манящее дыхание… Стихи таили в себе глубокую философию.
Сэнди-Ски не выдержал и бросился обнимать поэта. Даже Али-Ан, холодный и рассудочный Али-Ан, горячо и искренне поздравил Тари-Тау.
Сейчас, сидя у себя в каюте за клавишным столиком и вспоминая этот вечер, я испытываю хорошую зависть. Да, я завидую этому мечтательному юноше, почти мальчику. Я тоже иногда пишу стихи. Но какое это убожество по сравнению с поэзией Тари-Тау! Ну что ж, придется примириться с тем, что я всего лишь астронавт и ученый. Великую, сказочную радость художественного творчества я всегда считал привилегией редких счастливцев. Таким счастливцем оказался Тари-Тау. Я рад за него.
Прекрасный, незабываемый день пережил я сегодня, начиная с солнечного утра в кабине утренней свежести и кончая вечером. Правда, на минуту я поддался какому-то нелепому страху и тревоге. Но быстро взял себя в руки. А вечер в кают-компании окончательно развеял сомнения.
12-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
От наблюдения за планетами мне и Сэнди-Ски пришлось отказаться. Рогус до винтика разобрал аппаратуру экрана внешней связи.
Но Сэнди-Ски нашел занятие. Весь день он ходил по кают-компании и шептал стихи Тари-Тау, изредка восклицая:
— Молодец! Какой молодец! Просто удивил.
Лари-Ла вчерашний успех Тари-Тау считает своим поражением. Ведь все время он буквально царил в кают — компании, по праву считаясь остроумным и веселым рассказчиком. Впрочем, сегодня вечером Лари-Ла взял реванш. Он рассказал сначала одну любопытную историю, случившуюся на Зургане, а потом два анекдота, умных и невероятно смешных. Мы хохотали так безудержно, что Лари-Ла стал опасаться, как бы это не перевозбудило нашу нервную систему. Он заботился о полноценности сна членов экипажа.
13-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
Лари-Ла сегодня вечером опять рассказал необыкновенно смешной случай. Он вообще в последние дни просто в ударе, он возбужден, его круглое лицо излучает радость. Да это и понятно: биологу, изнывающему от безделья, приятно сознавать, что скоро мы садимся на планете с богатейшей биосферой. Перед Лари-Ла — океан увлекательной работы.
Сейчас все спят, а я сижу за клавишным столиком и пишу этот дневник. Так не годится. По ночам надо спать, надо соблюдать мной же установленный режим. Да и писать больше не о чем.
15-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
Фарсан!.. Сэнди-Ски — фарсан!
Самые мрачные, самые зловещие предчувствия мои оправдались! Страшно подумать об этом. Но это, видимо, так. Сегодня утром на какое-то мгновение я увидел в Сэнди-Ски фарсана.
Только сейчас, уже поздним вечером, ко мне вернулось самообладание, и я могу спокойно рассказать, что же произошло в рубке внешней связи.
Когда я вошел туда после кабины утренней свежести, за экраном уже сидел Сэнди-Ски.
— Молодец Рогус, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Сейчас экран работает отлично.
Он уступил мне место, а сам встал сзади, положив руки на спинку кресла.
Почти весь экран занимал зелено-голубой диск планеты, обрамленный сияющей короной атмосферы. Планета Голубая! Это было великолепное и пышное зрелище. Голубая стала намного ближе к нам, чем несколько дней назад. И мы отчетливо видели все ее материки и океаны, желтые пустыни и неоглядные зеленые леса. Отдельных деревьев, конечно, еще не различали. Но огромные массивы были бесспорно лесами. Над ними лениво проплывали белые хлопья облаков.
