— А как вы решили эту проблему?
— Мы пересадили вам новое сердце.
— Чье?
— Ваше, — сказал доктор. — Выращенное из ваших же клеток. Собственно говоря, такие операции и в ваше время уже умели делать, пусть и не массово. Главная сложность была в том, чтобы решить проблему выхода из криостазиса без потерь для организма. Вот ее мы научились решать сравнительно недавно.
— Впечатляет, — сказал Гусев. — И сколько времени я был мертв?
— Это не совсем правильный термин…
— К черту термины, — сказал Гусев. — Сколько?
— Тридцать семь лет.
— Не так уж много, — заметил Гусев.
— Медицина не стояла на месте.
— И сколько человек вам уже удалось вернуть к жизни?
— По правде говоря, вы первый.
— Ага, — сказал Гусев.
— У вас, должно быть, шок от таких известий, — сказал доктор. — Выпейте успокоительное…
— Нет у меня никакого шока, — сказал Гусев.
— А должен бы быть, — заметил доктор. — Такие новости кого угодно огорошат.
— Я немного взволнован, — сказал Гусев. — Но шока у меня нет, в истерику я впадать не собираюсь, и успокоительное мне без надобности.
— Уверены в этом?
— Вполне.
— Если передумаете, вызовите медсестру.
— Обязательно, — сказал Гусев. — Значит, какой сейчас на дворе год?
— Две тысячи пятидесятый.
— Летающие автомобили уже появились?
— Нет.
— Жаль.
— Тем не менее, изменения в обществе есть, — сказал доктор. — О них вам стоит поговорить с вашим консультантом. Он расскажет, что вам следует делать дальше. После того, как мы вас выпишем.
— А когда вы меня выпишете?
— Дня через три, — пообещал доктор. — Физически с вами все нормально, но нам нужно сделать серию контрольных тестов. А вам — лучше узнать тот мир, в котором вам теперь предстоит жить.
А вот консультант оказался Гусеву приятен.
Консультанта звали Аркадий Оттович Кац, и на вид ему можно было дать лет шестьдесят. Он носил бежевый костюм-тройку и галстук бабочку, и в его маленьком кабинете стоял отчетливый запах табака. Гусев, который, как выяснилось, не курил уже тридцать семь лет, внезапно почувствовал острую потребность в живительном никотине, и Кац сразу это понял, чем Гусева к себе расположил.
— Хотите курить?
— Хочу.
Кац молча достал из кармана пачку «мальборо» и вручил ее Гусеву.
— А мне можно? — спросил Гусев.
— В нашем с вами возрасте все можно, — сказал Кац. — Я ведь почти ваш ровесник, знаете ли.
— Занятно, — сказал Гусев. Курить хотелось все больше и больше, и просто смотреть на пачку сигарет было выше его сил. Гусев выудил из пачки одну сигаретину и сунул ее в рот. Оглядел поверхность стола в поисках зажигалки.
— Ах да, — сказал Кац. — Они самовозгорающиеся. Просто сделайте затяжку.
Гусев затянулся, на кончике сигареты тут же загорелся знакомый ему огонек, а легкие наполнились дымом. Гусев закашлялся.
— Подождите, я открою окно, — Кац бодренько вскочил из-за стола и бросился к стеклопакету.
Гусев машинально проследил за ним взглядом. Окно выходило во внутренний двор клиники, и никаких примет будущего за ним не обнаружилось. Двор и двор, тысячи их.
— А вы сами не закурите? — спросил Гусев.
— Давайте лучше по очереди. А то как бы пожарная сигнализация не сработала.
— Разумно, — вторая затяжка показалась Гусеву прекрасной. По телу разливалась истома. — Значит, пропаганда здорового образа жизни так и не прижилась? Никотин не объявили вне закона? Когда я… ну, словом, к этому вроде бы шло.
— Оно и сейчас к этому идет, — сказал Кац. — И будет идти еще очень долго. У производителей табака обнаружилось могучее лобби. К тому же, сигареты стали безопаснее. Сами загораются, сами потухают, если ими постоянно не затягиваться. Содержание смол урезали, все такое.
— Чудесно, — сказал Гусев. — Что еще мне следует узнать о новом дивном мире?
— Он не такой уж и новый, — сказал Кац. — И не такой уж и дивный, если вы понимаете, о чем я.
— Понимаю, — сказал Гусев. — Но жизнь стала лучше? Жизнь стала веселее?
— Жизнь стала… другая.
— И в чем это выражается?
— В разном. По большому счету, во всяких мелочах.
— Вы — потрясающий консультант, — сказал Гусев.
— Я не консультант, — сказал Кац. — То есть, я, конечно, числюсь консультантом. Теоретически. Но на практике вы первый, кого мне доводится консультировать по такого рода вопросам.
— У меня это тоже первая консультация по такого рода вопросам, — сказал Гусев. — Так что условия у нас равные.
— Можно задать вопрос?
— Конечно.
— Понимаю, что это не мое дело, но…. Почему вы заключили этот контракт? Я имею в виду, в то время большинству людей это казалось чуть ли не дикостью, причем довольно дорогой дикостью, и люди в нашу контору косяком не шли. Тем более, такие молодые люди, как вы.
— Девушка меня заставила, — честно сказал Гусев. — Это был тот случай, когда проще было согласиться и заплатить, чем объяснять, почему нет.
— Что ж, в итоге она оказалась права и вы теперь обязаны ей жизнью. Второй.
— Должна же она была оказаться права хотя бы раз, — сказал Гусев. — Я-то тогда тоже считал, что это дикость и деньги на ветер.
— Но все же согласились?
— Как видите, — сказал Гусев. — Она все ныла и ныла, ныла и ныла, и я рассудил, что полтинник грина[5] на двоих — не такие уж большие деньги за то, чтобы она заткнулась.
— Видимо, у вас были высокие отношения, — съехидничал Кац.
— О да, — сказал Гусев. — Это были те еще отношения.
— Ладно, сначала я вам расскажу о юридической стороне вопроса, — сказал Кац. — Наш юрист сумел выправить вам общегражданский паспорт. Вот он.
Кац вручил Гусеву пластиковую карточку размером с обычную кредитку. На лицевой стороне красовалась гусевкая фотография тридцатисемилетней давности, взятая из его личного дела. Имя, отчество, фамилия, дата и место рождения, все как положено. С другой стороны карточки шли три магнитные полосы.
— Электронный паспорт, — пояснил Кац. На встроенном в него чипе записана вся актуальная информация. Действует как внутри страны, так и за ее пределами.
— Удобно, — сказал Гусев.
— Однако вы должны понимать, что с юридической точки зрения тридцать семь лет назад вы умерли, — сказал Кац. — Поскольку прямых наследников у нас не обнаружилось, ваша квартира и все ваше имущество отошли государству. Сейчас законы относительно криохранилищ и их пациентов несколько изменились, но, увы, обратной силы у них нет.
