Он прилетел на самолете и, по-видимому, был важной персоной, если судить по почтительности, с которой к нему обращались Смайерс и Болл.
Отходя, Дик и Чарли слышали, как он сказал десятнику:
– Послушайте… как вас… Распорядитесь, чтобы ящики складывали не штабелем, не в кучу, а по одному прямо на землю. Понимаете?.. А вы, Болл, проследите за этим…
Ящики оказались невероятно тяжелыми. Их было очень много, и на каждом из них был номер. Несколько человек разбирали и перекладывали их таким образом, чтобы последние номера оказались ближе к башне, а начальные – дальше.
Вслед за небольшими ящиками из самолета появились большие продолговатые, затем выгрузили огромную динамо-машину и еще какие-то механизмы в дощатых решетках, набитых стружкой.
Все это складывалось возле башни.
К вечеру разгрузка окончилась, и самолет улетел. Человек в тропическом шлеме остался. Он придирчиво осмотрел и пересчитал выгруженное имущество, зачем-то потрогал некоторые ящики и распорядился накрыть груз брезентом. Затем, недовольно брюзжа, подошел к лебедке.
– Вы уверены, что она не сорвется с фундамента? спросил он сердито Болла.
– Совершенно уверен, генерал, – бодро ответил Болл, но, когда тот ушел, обратился с тем же вопросом к десятнику.
– Не беспокойтесь, мистер Болл. Полторы тонны лебедка выдержит свободно.
– Учтите, – Болл строго посмотрел на десятника: – если хоть один из этих ящиков сорвется… – Он сжал губы, повернулся и быстро пошел к дому.
Неделя, прошедшая с того дня, как приземлился транспортный самолет, была, пожалуй, самой беспокойной на острове. Люди спали не более трех-четырех часов в сутки. А человек в тропическом шлеме, казалось, не спал совсем. Его обтянутое шелушащейся кожей лицо, запекшиеся губы, сухие яростные глаза пугающим видением нависали над истомленными людьми.
«Живее!»
Это было единственное слово, которое они слышали в палящем мареве тропического дня и в душной мгле ночи, за завтраком и за ужином, сгибаясь под тяжестью таинственных ящиков и стальных негнущихся листов. И каждый вздрагивал, заслышав этот скрипучий, лишенный интонаций голос.
Люди были словно загипнотизированы. Высушенные неистовым солнцем, потеряв представление о времени, они работали, как автоматы.
– Живее! – повторял человек в тропическом шлеме.
– Люди устали, сэр, – робко заметил как-то Болл, когда тот, брызжа слюной, ругался над свалившимся в обмороке рабочим.
– Люди? – ядовито переспросил человек в шлеме. – Люди устали, говорите вы?
Болл втянул голову в плечи.
– Мы подготавливаем грандиознейший эксперимент, а вы толкуете мне об усталости! Да вы что, с луны свалились, мистер… э-э… Голл?
– Болл, сэр…
– Тем более… При чем тут усталость? А разве я отдыхаю?
Двадцать пятого февраля снова наступила передышка. Человек в тропическом шлеме не показывался. Рабочие топтались вокруг башни, как бы впервые увидев это странное сооружение. Вершины башни уже не было видно. Ее окружала широкая круглая площадка, сделанная из дырчатых железных листов. Туда вела маршевая лестница, похожая на пожарную, с большими промежутками между ступенями и с туго натянутым тросом вместо перил. Туда же уходил двойной трос от лебедки и тянулся толстый, многожильный кабель от динамо-машины. Электросварщики, работавшие наверху, рассказали, что там установлено громадное полушарие из алюминия и кабель входит прямо в него.
– Словно яичная скорлупа. А внутри сделаны такие пазы, как гнезда.
– Любопытно, что за начинка будет, – заметил кто-то из рабочих.
– Ничего нет любопытного! – отрезал подошедший Болл. – Сейчас надо будет распаковывать ящики. Начинайте от башни.
И они принялись за дело. Фанерная упаковка и стружки усеяли все пространство вокруг башни. Лебедка поднимала наверх один за другим странные блестящие предметы, похожие на толстые короткие трубки; несколько человек в белых халатах принимали их и уносили куда-то. При распаковке длинного ящика присутствовал сам человек в тропическом шлеме. Из узкого, обитого войлоком отверстия извлекли продолговатый металлический баллон.
– Осторожнее! – мягко сказал человек в тропическом шлеме.
Это было неожиданно. Он не сказал: «Живее!», он оказал: «Осторожнее!»
Испуганные рабочие, глядя себе под ноги, подтащили загадочный баллон к лебедке.
– Пожалуй, следовало бы поднять эту штуку вместе с упаковкой… – пробормотал человек в тропическом шлеме.
– Ничего, – отозвался Болл, – все будет в порядке.
– Но ведь там – тритий…
Он запнулся и поспешно огляделся. Но поблизости был только Чарли, возившийся с очередным ящиком. А Чарли если и слышал, то, разумеется, не подал виду. Что за дело было ему до непонятного слова «тритий»? Впрочем, ночью, впервые за все время пребывания на острове, он задал вопрос:
– Слушай, Дик, что такое тритий?
– Не знаю, друг, – сонным голосом ответил тот. – Что-нибудь из Библии…
– Нет, не из Библии. – Чарли помолчал. – Это что-то совсем другое…
Действительно, это было совсем другое: как известно, название сверхтяжелого изотопа водорода в Библии не упоминается.
Двадцать шестого у подножия башни не осталось ни одного ящика. Груды фанеры и жести были разбросаны по всему острову. Куски фанеры плавали в лагуне. Легкий ветерок гонял по цементу и сбрасывал в океан стружки и упаковочную бумагу. Опять наступило затишье.
Под вечер на острове приземлился самолет. Из него тяжело выбрался и почти упал на протянутые руки встречавших грузный человек в адмиральском мундире. Поздоровавшись, он потребовал воды.
– С каплей коньяку, пожалуйста, если это здесь водится, сэры.
Все, даже человек в тропическом шлеме, заулыбались. Адмирал прошелся по бетону, притопывая каблуками, словно проверяя его прочность. Затем залился тонким смехом:
– Прочно сделано, дьявол побери, а? Но ничего, перед ней ничто не устоит. Покажите-ка мне ее!
Все рабочие, в том числе Дик и Чарли, наблюдали, как адмирала вежливо подталкивали под оттопыренный зад, когда он поднимался на башню. Дырчатая железная площадка скрыла гостя от их взоров. Через несколько минут туда поспешно пронесли несколько сифонов – как видно, адмирала томила жажда. Прошло полчаса, и он снова с нескрываемым удовольствием ступил на цементно-бетонную гладь. Некоторое время он стоял молча, героически выпячивая нижнюю губу и пристально всматриваясь в океанские просторы. Потом сказал громко и хрипло:
– Можно начинать, господа, – и быстрым шагом направился к самолету.
Столб цементной пыли, рябь на поверхности лагуны – и самолет улетел.
Рабочих снова собрали к управлению.
