На самом деле Арманд Хелмер, занимавший должность управляющего ресурсами, не состоял в прямом родстве с Малькольмом. Он был племянником Элен. Но в замкнутом маленьком мире Титана все, исключая недавних переселенцев, находились с кем-либо в родстве. То, что на Земле понималось под словами «дядя», «тетка», «племянник» или более обширным словом «кузен», здесь утратило прежнюю четкость.
— Кузен Арманд, — не без удовольствия повторил Колин. — Он изрядно огорчится, когда узнает, что Дункан летит на Землю.
— А что он сможет сделать? — тихо спросил Малькольм.
Обоим Макензи понравился этот вопрос, и на какое-то
время их мысли заняло нарастающее соперничество между их семьей и Хелмерами. Его причины не были однозначными, и часть из них выглядела вполне банально. Арманд и его сын Карл родились на Терре и через миллиард километров космического пространства притащили сюда раздражающий ореол превосходства — эту отличительную черту колыбели человечества. Кое-кому из переселенцев постепенно удавалось от нее избавиться, хотя и не без трудностей. Малькольму Макензи понадобилось на это целых сто лет плюс его опыт жизни на трех других планетах. Однако Хелмеры даже не пытались расстаться со своим ореолом превосходства, и, хотя Карл покинул Землю в пятилетнем возрасте, все последующие тридцать лет он настойчиво пытался стать большим тер-ранцем, чем сами терранцы. Вряд ли можно считать совпадением, что и все жены Карла были родом с Земли.
Поначалу такое поведение Хелмеров скорее забавляло, чем раздражало. В детстве Дункан и Карл вообще были не разлей вода. У Макензи не имелось причин конфликтовать с Хелмерами до тех самых пор, пока Арманд, быстро продвигавшийся по ступеням технократической иерархии Титана, не достиг поста, дающего власть. Став управляющим ресурсами, он уже не скрывал своих убеждений. Верховная власть на Титане не может и не должна оставаться наследственным правом семьи Макензи. Возможно, и не он был сочинителем крылатой фразы «Что хорошо для Макензи…», однако Арманд не упускал случая ее повторить.
И все же, к чести Арманда, средоточием его амбиций был не он сам, а его единственный сын. Одно это могло бы охладить дружбу между Карлом и Дунканом, но она каким-то образом выдерживала давление с обеих сторон. Пропасть, которая в какой-то момент все же возникла между ними, до сих пор не имела внятного объяснения. Чаще всего ее связывали с психологической травмой, пережитой Карлом пятнадцать лет назад.
Карл не утратил своих блестящих способностей, однако травма заметно изменила его личность. Он блестяще окончил Титанский университет и сразу же занялся научными исследованиями весьма широкого спектра: от измерения галактических радиоволн до изучения магнитных полей вокруг Сатурна. Вся эта работа имела и определенное практическое применение; к тому же Карл играл очень важную роль в создании и поддержании системы связи, от которой напрямую зависела жизнь на Титане. Однако его интересы все же оставались в большей степени теоретическими, нежели практическими, на что он и делал упор всякий раз, когда давнишний спор о «двух культурах» поднимал свою седую голову.
Дебаты эти длились уже два столетия, и обличительных выпадов с обеих сторон накопилось в избытке, но никого так и не удалось убедить, будто ученые культурнее инженеров. (Добавим: каждый вкладывал в слово «культура» свой смысл и понимал его по-своему.) Чистота теоретических знаний была философским заблуждением, и греческие философы, более тысячи лет назад запустившие в мир эту «блестящую игрушку», сегодня наверняка осмеяли бы собственное детище. То, что лучший скульптор Земли начинал свою карьеру конструктором мостов, а лучший скрипач Марса и по сей день продолжал заниматься теорией чисел, вовсе не свидетельствовало в пользу любой из сторон. Но Хелмеры любили поспорить, утверждая, будто настало время перемен. По их мнению, Титаном слишком долго управляли инженеры, и настала пора передать бразды правления ученым, способным внести интеллектуальные перемены в жизнь колонии.
В свои тридцать шесть Карл, на зависть сверстникам, сохранял внешнее обаяние, однако многие считали (к их числу принадлежал и Дункан), что под обаятельной внешностью скрывается жесткая, расчетливая и в чем-то отталкивающая личность. В Карла до сих пор влюблялись, хотя сам он утратил способность любить. Странным было и то, что ни один из его эффектных браков не принес ему детей.
Если Арманд надеялся поколебать власть «режима Макензи», отсутствие у Карла наследников было одной из проблем, но далеко не единственной. Что бы Семь миров ни говорили о своей независимости, центр власти по-прежнему находился на Земле. И как две тысячи лет назад люди отправлялись в Рим в поисках справедливости, славы или знаний, так и сейчас «имперская планета» притягивала своих инопланетных детей. Ни один политик Солнечной системы не мог рассчитывать на признание и поддержку, если не был лично знаком с ключевыми фигурами терранской политики и хотя бы раз не прошел по лабиринтам терранской бюрократии.
Изменились лишь масштабы и расстояния; все остальное было таким же, как во времена римских императоров. Тот же, кто считал по-другому (или делал вид, что так считает), рисковал навсегда получить ярлык политика с колониальным мышлением.
Возможно, если бы скорость света была бесконечной, положение дел в Солнечной системе было бы иным. Однако эта скорость чуть превышает миллиард километров в час, а потому единственной планетой, с которой Земля могла переговариваться в режиме реального времени, была Луна. Глобальная «электронная деревня», какой уже несколько веков являлась сама колыбель человечества, не имела своего продолжения в космосе. Все это оборачивалось громадными (и еще не до конца осознанными) политическими и психологическими последствиями.
За несколько поколений земляне привыкли нажатием нескольких кнопок устанавливать мгновенную связь с любым уголком планеты. Спутники связи сделали возможным, а затем и неизбежным создание Всемирного правительства. Оно имело все необходимые атрибуты, кроме имени. На ранних этапах это вызывало множество страхов. Время доказало их необоснованность; Всемирное правительство по-прежнему состояло из людей, а не из машин.
Около тысячи человек являлись ключевыми фигурами этого правительства. Еще десять тысяч играли важную роль в тех или иных сферах. И все эти люди, где бы они ни находились, постоянно общались между собой. Важные решения принимались за считаные минуты, и те, от кого они зависели, видели и слышали друг друга. За триста лет земляне привыкли принимать мгновенность связи как нечто само собой разумеющееся. Телекоммуникации уничтожили такое понятие, как расстояние. Но не навсегда.
