— Ну что, допрыгался, герой? — произнес он вместо приветствия. — Красив, нечего сказать. Ну, пошли, лечиться будем.
Пространство перед глазами заволокло белой, с золотистыми блестками пеленой. Она была теплая, эта пелена, она слегка щекотала кожу, точно коровий язык.
Залитый утренним солнцем луг… светятся в мокрой еще от росы траве цветы — желтые, синие, розовые. Стадо разбрелось, наслаждается вкусным — после зимней-то соломы! — подножным кормом. А ты лежишь кверху пузом, его лижет не слишком еще жаркое солнце, и еще не пора вставать, хвататься за тонкий ивовый прутик и сгонять коров в кучу. И когда на лицо твое падает черно-синяя тень, ты первые секунды жмуришься и только потом открываешь глаза, подскакиваешь.
Всадник — один-одинешенек. Конь под ним каурый, с белой отметиной на лбу, грива цвета вороньего крыла с едва заметным зеленоватым отливом. Уздечка расшита серебряными нитями, а глаз у коня похож на спелую сливу.
Постепенно приходит понимание. Немолодой дядька в седле — не кто иной, как Ваурами дари Алханай, владетель здешних земель, а он, семилетний пастушонок, — его, князя, подзаботный. Во всяком случае, до первых Экзаменов.
— Дрыхнешь? — интересуется князь. — А ну как разбредется твое стадо, пастух? В западных лесах, между прочим, волки появились, егеря мои их видели. Не жалко коровок? Это ж твои подзаботные, разве нет? Как звать-то? Да не коровок, тебя! Гарран? Смотри не спи, Гарран!
— Не спи, Игорь! — голос Вадима Александровича если и встревожен, то самую малость. Однако за столько лет как не научиться различать эти малости… — Не спи! Потом поспишь, а сейчас поговорить надо.
Старик сидел возле кровати, был он чуть бледнее обычного — что вообще-то нормально после занятий Искусством. Но что-то еще уловил Игорь в его зеленовато-серых глазах — то ли отблеск страха, то ли растерянности. А может, просто слезятся — когда глубоко за семьдесят, это бывает.
Игорь прислушался к своему телу. Боль растаяла, сменилась усталостью. В ушах слегка звенело, кожа на руках, и на лбу зудела. Растет, значит.
— Через пару дней и следов не останется, — успокоил князь. — Но с другими последствиями разобраться будет сложнее. Я побывал на месте аварии, так что джип твой никто уже не опознает.
— Эти… из «Матиза», — выдавил Игорь из непослушного горла, — с ними что?
— С ними все, кроме «Матиза». У девушки легкое сотрясение, у парня ожог уха, вторая степень. Как ты догадываешься, они не помнят, что там было. Огненную воронку помнят, машину твою — нет. Боюсь, им будет очень трудно объясняться со страховой компанией. Но это мелочи по сравнению с главным.
— Что же главное? — поинтересовался Игорь.
— Главное — это что я до сих пор не понимаю, кто тебя взрывал, — сухо сообщил князь. — А вот как взрывали — понимаю. И мне этот метод очень не нравится. Вряд ли возможности губернатора Кроева простираются столь далеко, чтобы со спутника по тебе шандарахнуть. Боевым лазером, который для сбивания ракет предназначен, а не для укрощения строптивых журналистов. Передовая технология, о которой вообще мало кто в стране знает.
— Ну, в администрации президента есть люди, заинтересованные в показательной расправе над Кроевым, — парировал Игорь. — И с них вполне станется устроить такой повод…
— Ты еще не долечился, — с грустью посмотрел на него Вадим Александрович. — Мозгами пораскинь. Вот, предположим, тебе надо всему миру показать, как служба безопасности подлого коррупционера Кроева уничтожает смелого журналиста. С публичным процессом, с шумихой по ящику… Ты станешь ради этого светить секретную космическую технику? А даже если станешь, какой дурак поверит, что мордовороты Кроева имеют к ней доступ? Нет, Игорек, все сделали бы чисто, как в аптеке. Помнишь здешний стишок? «Из гранатомета шлеп его, козла…» Ну, или бомбу прилепить к днищу машины и активировать по звонку мобильного… Такие методы губернатору вполне с руки. Что лишний раз демонстрирует телезрителям его бандитскую сущность, имеющую происхождение в проклятых девяностых…
— Я каждый раз, когда в машину садился, Карту Помыслов открывал, — вяло протянул Игорь. — Злоумышлений не заметил. И ничего мне к машине не прилепили бы, стояла там Звонкая Волна, чуть что — заорало бы в голове не слабее пожарной сирены.
— Вот и подумай над тем, — подхватил князь, — что способ избрали такой, от какого Искусством не защититься. Разве что Искусник двенадцатого круга справился бы, да и то знай он заранее. Понимаешь, почему мне все это так не нравится?
— Ну, в целом, — мрачно кивнул Игорь.
— У меня есть предположения, — продолжил Вадим Александрович, — но толку пока от них мало… Надо смотреть, как дальше пойдут события. То, что ты выжил, наших загадочных друзей наверняка сильно удивит. А когда люди сильно удивлены, они склонны делать глупости. Мы же будем предельно осторожны. Поэтому, Игорь, в ближайшие дни от Искусства воздержись. Да и от поездок тоже, по возможности.
— От поездок воздержаться как раз легко. Не на чем пока ездить, — хмыкнул Игорь. И задумался, как же теперь «паркетник» с учета снимать.
— У подъезда твоего «восьмерка» стоит, — утешил его добрый князь. — Ключи и документы вот здесь, на столе. Совсем без транспорта тебе тоже не с руки, в чужие машины сейчас садиться неправильно… Да, кстати. Что у тебя с этим физиком, Таволгиным?
Игорь вздохнул. Пронзительно жалко было наивного, прямо как его шестилетний племянник, Федьку.
— Там все очень Серьезно, мой князь…
…В тот вечер Федя пришел довольно поздно, хотя договаривались на семь. Игорь заметил, что от непризнанного гения слегка потягивает винцом, и с деловой точки зрения это как раз было неплохо.
Федор Таволгин оказался длинным, сутулым, лицо вытянутое, чуть скуластое, а черные волосы щедро припорошены сединой — хотя, по словам Насти, недавно ее брату стукнуло сорок пять. Всего сорок пять, сокрушенно добавила она. Детский возраст для старого холостяка.
Поужинали макаронами с яичницей, легонько потрепались о погоде (ухудшается), политике (хуже некуда) и наболевшем «петровском деле» (здесь, как ни странно, Мировое Зло помаленьку отступало). Потом Настя пошла укладывать Артема, и мужчины наконец остались одни.
— Поговорить о лженауке? Конечно, поговорим, — Федор слегка тянул гласные, и оттого казалось, что у него иностранный акцент. На самом деле, как еще до его прихода успела объяснить Настя, не до конца излеченное заикание.
— Только, Федор Глебович, вы учитывайте, что наш читатель в науке мало что смыслит, — сразу предупредил Игорь. — Так что давайте попробуем попроще, без тензоров и инвариантов.
