— Значит, вы больше не станете его искать?
— Нет, уважаемая Таня. Это лишено смысла.
— Десять лет ждать проекта «Церера»…
— Постойте!
— Что такое?
— Откуда вам известно о существовании проекта «Церера»?
— От Пирогова.
— Гм… Да, конечно. Простите, но я более не располагаю временем для беседы. Дела, конфликты с зарубежными компаньонами, графики старта-финиша… Желаю здравствовать.
— До свидания. Можно мне будет связаться с вами, когда у меня появятся доказательства?
— Всегда буду рад вас видеть.
Что она может доказать? Что Пирогов появляется в ее комнате и снова пропадает, неосязаемый, как привидение? Что он оставляет отпечатки на грассе, но не может преодолеть невидимый барьер? Все подумают, что она сошла с ума, она и сама бы на их месте так подумала. Созвать их всех в свою комнату, и пусть ждут, когда он снова появится? А если его не будет? Не было же его вчера.
Андрей не беспокоил Таню с того памятного разговора. Иногда мимоходом она вспоминала о нем и думала, что все у них образуется. Но сперва нужно спасти Пирогова. Она одна может сделать это. Если бы еще знать, как.
Для начала Таня решила разыскать Одинцова.
Тот работал в проектном институте — с того самого момента, как ушел из Корпуса астронавтов по состоянию здоровья. Он занимался системами жизнеобеспечения больших орбитальных лабораторий и, поскольку не очень ладил с женой, отдавал работе все личное время. Таня прождала его у входа в институт до вечера. Когда стало темнеть и похолодало, она отважилась пуститься на поиски в запутанных коридорах громадного здания. Несмотря на поздний час, в институте было многолюдно. На Таню обращали внимание, оглядывались вслед, вызывались в попутчики. Она весело давала отпор, чувствуя себя в родной стихии. И на восьмом этаже нашла Одинцова.
Сергей сидел у окна, уперев кулаки в подбородок, и фальшиво насвистывал популярную мелодию из репертуара Кханга Джона. В комнате он был один.
— Это я, — сказала Таня и села рядом.
— Зачем? — спросил Сергей, не подавая виду, что растеряй.
— Мне нужна ваша помощь. Мне и Алешке.
— Кому?
— Алешке Пирогову.
Одинцов встал из кресла и неторопливо оглядел ее с головы до пят — коротко постриженные волосы цвета платины, красивое загорелое личико, легкое платье из матово-черной материи — выше колен эдак сантиметров на двадцать, длинные стройные ноги в полосатых гольфах, тупоносые туфельки на высоком каблуке. Лицо его было непроницаемо.
— При чем тут вы? — произнес он наконец. — Какое отношение вы имеете к нему теперь?
— А вот имею, — сказала Таня чуть рассерженно. — И вы отлично знаете, какое. Иначе зачем бы вам ко мне приходить?
— Пирог, если бы сумел, попросил бы меня сделать эго. Он был в отношении вас с приветом — любил до умопомрачения.
— Он и сейчас любит.
— То есть?.
— Он жив.
— Кто вам это сказал?
— Я это точно знаю.
Одинцов прошелся по комнате, задвигая пустые кресла в промежутки между столами,
— Его что — нашли?
— Нет.
— Если вы думаете, что я позволю вам глумиться над памятью моего лучшего друга, как вы это делали при его жизни…
— Мне это надоело, — злым голосом проговорила Таня. — Сил нет слушать, как все твердят о его памяти, и никто не хочет ему помочь. А он там один, в разбитом планетолете, среди холода и тьмы.
— Я где-то видел нечто похожее, — усмехнулся Одинцов. — Помнится, в кино. Паршивенький такой фильмец.
— Это не кино! — с обидой воскликнула Таня. — Каждую ночь он появляется у меня в комнате. Он сидит на полу и разговаривает со мной. Он в скафандре, без шлема, у него на лбу ссадина!
— И было ей видение, — с иронией прокомментировал Одинцов. — Ну, долго вы будете морочить мне голову? Если вы перепутали свои сны с реальностью, то хотя бы имейте совесть не навязывать свои галлюцинации другим.
— Почему? Почему вы не верите мне?
— Да потому что в школе вы прогуливали уроки физики! За мальчиками бегали! Пояс Астероидов отстоит от нас на сумасшедшие миллионы километров, а скорость света составляет все те же триста тысяч в секунду. И вы еще говорите мне о беседах с человеком, до которого радиосигнал тащится несколько минут! Или теперь, по размышлении, вы вдруг вспомните, что было запаздывание? Ну — было?
— Не было, — устало сказала Таня. — Мы говорили… вот как с вами сейчас…
— Извините меня, — безжалостно произнес Одинцов, — но вы ведете себя словно галлюцинирующая истеричка. А может быть, вы и впрямь… не в себе?
— Я-то в себе, — вздохнула Таня. — Еще как в себе. А вот вы все — в ком? Или в чем? Умные-разумные, ничему и никогда не верящие… Я, глупая, думала, вы захотите мне помочь. Почему мне? Ему, ему помочь! Да ну вас к бесу, — она резко поднялась и опрокинула кресло, с ожесточением наподдав его ногой.
— Подождите! Куда вы… в таком состоянии?
— К нему! — почти выкрикнула Таня. — Каждому свое! Вы пойдете лить слезы подле его портрета с муаровой ленточкой, а я — разговаривать с ним, покуда он еще жив! Ну как мне его спасти? Как, если мне ни одна гадина не верит?!
Дверь за ней захлопнулась.
Одинцов поднял кресло и сел, снова уронив голову на кулаки. «Удавиться, что ли? Противно… Вообще все опротивело». Потом он вернулся мыслями к Тане. «Дура, — подумал он раздраженно. — Вот же стерва». И на душе у него стало еще поганее.
— Все, все, — шептала Таня, чувствуя, как высыхают на ее горящем лице капельки дождя. — Не могу больше! Не умею!
Она почти бежала, стягивая ворот платья на груди, и встречные прохожие оборачивались ей вслед.
Пояс Астероидов? Пусть себе крутится, как и крутился миллиарды лет! Разбитый планетолет? Наплевать, не жалко, запустят еще! Алешка Пирогов? Погиб, нет его больше, вообще никогда не существовало человека с таким именем! Хватит, сил больше нет, и так наделала слишком много глупостей. Физика… Правильная, беспощадная, безошибочная наука — вот во что надо верить, а не в ночные видения взвинченной непривычными переживаниями взбалмошной девчонки, не в примятый зеленый грасс!
Таня метнулась к укрытой в подворотне кабинке видеофона с запотевшими от сырости стеклами. Срывающимися пальцами набрала привычный код. Маленький, с карманное зеркальце экранчик тускло засветился.
— Андрей, — позвала Таня. — Что ты сейчас делаешь?
— Переживаю, — помолчав, ответил тот. — Сурово стиснув зубы, роняю скупую слезу. Мужчинам надлежит переживать в одиночку. А ты?
