Он протянул Тревайзу руку в знак прощания.
Тревайз на это проявление вежливости и дружелюбия никак не ответил. Он встал, расправил изнутри складки любимой сумки, вытащил руки и, прищурившись, отчеканил:
— Вы просто оттягиваете неизбежное. Так, как я думаю сейчас, могут думать и другие, или станут так думать позднее. Посадите меня в тюрьму, казните — это вызовет удивление и только ускорит распространение подобных взглядов. Но в конце концов мы победим — истина и я.
Коделл отдернул протянутую руку и медленно покачал головой:
— Нет, Тревайз. Вы таки дурак.
Только к полуночи явились двое охранников, чтобы увести Тревайза из роскошных апартаментов Дирекции Службы Безопасности. Роскошных, но запертых на замок. Тюрьма она и есть тюрьма, как ни назови.
Четыре часа с лишним Тревайз чинил допрос самому себе, шагая из угла в угол комнаты и лишь изредка присаживаясь.
Как он мог довериться Компору!
А почему он должен был не доверять ему? Вроде бы тот был всегда согласен с ним… Нет, не то. Всегда не прочь был поспорить? Нет, опять не то. Просто Компор представлялся ему легко внушаемым человеком, начисто лишенным собственного взгляда на вещи, и Тревайз частенько наслаждался возможностью использовать его в качестве звукового стенда. Компор помогал Тревайзу шлифовать собственные мнения и укрепляться в них. Он был удобен, и доверял ему Тревайз не по какой-либо другой причине, а только потому, что доверять Компору было удобно.
Теперь бесполезно было гадать, что он упустил и когда стоило приглядеться к Компору получше. Видимо, решил Тревайз, никогда нельзя изменять принципу: «Не доверяй никому».
Но как можно жить, не доверяя никому?
Мерзко, но деваться некуда.
Но кто бы мог представить, что Бранно решится на публичное изгнание Советника из зала Заседаний? Что ни один Советник пальцем не пошевелит, рта не раскроет, чтобы защитить его? Пусть они были не согласны с Тревайзом в глубине души, пусть они были готовы пролить свою кровь, до последней капли, на алтарь правоты Бранно, но, не защитив его, они же сами себя на веки вечные лишили стольких прав и привилегий! «Бранно Бронзовая» — так порой величали Мэра. Да, действовала она поистине с металлической жестокостью…
А вдруг она действует не по своей воле?
Нет! Так и до паранойи недалеко!
И все же, все же…
Навязчивая мысль на цыпочках вершила круги в его сознании и не уходила, никак не уходила… Вошли охранники.
— Вам придется проследовать с нами, Советник, — сообщил старший по званию (судя по знакам отличия, лейтенант) голосом вышколенного служаки. На правой щеке его был заметен небольшой шрам, и вид у него был бесконечно усталый. Казалось, он несет службу, не получая никакой отдачи — дело понятное, чего еще ждать от службы солдату, чей народ живет в мире и спокойствии больше века?
Тревайз не пошевелился.
— Ваше имя, лейтенант.
— Лейтенант Эвандер Сопеллор, Советник.
— Вы осознаете, что нарушаете закон, лейтенант Сопеллор? У вас нет права арестовывать Советника.
— У нас приказ, сэр.
— Это неважно. И быть такого не может. Вам не могут приказать арестовать Советника. Трибунала вы не боитесь?
— Мы не арестуем вас, Советник.
— Значит, я не обязан следовать с вами, так?
— Нам дан приказ сопроводить вас домой.
— Я знаю дорогу.
— Мы должны охранять вас по пути.
— От чего? От кого?
— Вокруг вас может собраться толпа.
— Толпа? В середине ночи?
— Потому мы и ждали полуночи, сэр. А теперь, сэр, ради вашей же безопасности, прошу вас следовать с нами. Не хотелось бы угрожать вам, сэр, но я обязан сообщить вам, что в случае необходимости у нас есть право прибегнуть к применению силы.
Тревайз заметил у обоих охранников нейронные хлысты. Изо всех сил стараясь показаться равнодушным и не утратить достоинства, он встал со стула.
— Ну что ж — домой, так домой, — сказал он как можно более небрежно. — Хотя вполне может оказаться, что не домой, а в тюрьму.
— У нас нет инструкций обманывать вас, сэр, — возразил лейтенант с гордостью. Тревайз понял, что имеет дело с профессионалом, который и соврет только по приказу, но тогда уж ни выражение лица, ни интонация голоса его не выдадут.
— Прошу прощения, лейтенант, — извинился Тревайз. — Я вам верю.
На улице их ждал автомобиль.
Вокруг не было ни души. Какая толпа? Хотя, собственно, лейтенант никакой толпы не обещал. Он только сказал, что она может собраться.
Лейтенант теснил Тревайза к машине. Ни отойти в сторону, ни сделать резкое движение было невозможно. Скользнув в дверцу сразу же за Тревайзом, лейтенант захлопнул ее и уселся рядом с Советником.
Машина тронулась.
Не оборачиваясь, Тревайз спросил:
— Я полагаю, что, как только окажусь дома, имею право вести себя, как мне заблагорассудится — уехать, к примеру?
— У нас нет инструкций каким-то образом мешать вам, Советник, но отныне мы обязаны охранять вас.
— Что сие означает?
— Я имею распоряжение сообщить вам, что, как только вы окажетесь дома, вы не должны будете никуда выходить. Улица для вас небезопасна, а я отвечаю за вашу безопасность.
— Ясно. Домашний арест.
— Я не юрист, Советник. Не знаю, как это называется.
Лейтенант на Тревайза не смотрел — взгляд его был устремлен вперед, на дорогу, но локоть довольно чувствительно упирался в бок Советника, и при всем желании Тревайз не смог бы даже пошевелиться, чтобы лейтенант этого не заметил.
Автомобиль затормозил у маленького коттеджа Тревайза на окраине Флекснера. Ждать его дома было некому — нынешняя его подруга, Флавелла, устала от напряженной, беспорядочной жизни, которую ему, профессиональному политику и члену Совета, приходилось вести, и не так давно перебралась к себе.
— Могу я выйти? — спросил Тревайз.
— Я выйду первым, Советник. Мы проводим вас в дом.
— Печетесь о моей целости и сохранности?
— Да, сэр, — невозмутимо отозвался лейтенант.
За дверью их ожидали еще двое охранников. Снаружи казалось, что в доме темно, но, оказывается, окна были зашторены и горел ночник.
В первое мгновение Тревайз собрался было выразить возмущение, но тут же взял себя в руки — чего уж теперь возмущаться. Если собратья-Советники не смогли защитить его в зале Заседаний, то уж дом его тем более перестал быть его крепостью.
— Сколько же вас тут? Полк? — попытался пошутить Тревайз.
