Макданлоп негромко хрюкнул, потом принял печеночную пилюлю, почечную пилюлю и столовую ложку сиропа от кашля — и все это единым духом.
Грэм Дорн сидел в гостиной у Джун; ногти на руках он давным-давно сгрыз и теперь подбирался к костяшкам пальцев.
Джун куда-то вышла, и Грэм был этому рад. Чудесная девушка, просто замечательная, прекрасная девушка. Но в данный момент ему было не до нее.
Сейчас его мысли занимали дурнопахнущие события последних шести дней.
«Слушай, Грэм, я туг вчера столкнулся в клубе с твоим корешем. Ну с этим, де Мейстером. Меня чуть удар не хватил. Я-то всегда считал, что он — выдумка вроде Шерлока Холмса и на самом деле не существует. Один-ноль в твою пользу. Не знал, что... Эй, куда ты?»
«Эй, Дорн, слышал, ваш босс де Мейстер вернулся? Что, скоро можно ждать новых книг? Повезло вам, что есть откуда черпать готовые сюжеты... Э-э... Ладно, до свидания».
«Грэм, дорогой, куда вы запропастились вчера вечером? Вечеринка у Энн забуксовала — вернее, забуксовала бы, если бы не Реджи де Мейстер. Он справлялся о вас; впрочем, думаю, ему было неуютно без своего Ватсона. Наверное, это замечательно — быть Ватсоном при таком... мистер Дорн! И вам всего доброго, сэр!»
«Да, провел ты меня. Я-то думал, ты сам все это выдумал. Что ж, правда иной раз удивительней всякого вымысла, ха-ха!»
«Полицейские чиновники отказываются подтвердить слухи о том, что знаменитый криминолог-любитель Реджинальд де Мейстер заинтересовался этим делом. Связаться с самим де Мейстером, чтобы получить какие-либо комментарии, нашим журналистам не удалось. Мистер де Мейстер стал известен широкой публике, блестяще раскрыв более десятка преступлений, хронику которых запечатлел в виде детективных романов его личный доктор Ватсон, мистер Грэйл Дун».
Грэм содрогнулся; кулаки у него чесались расквасить кому- нибудь нос. Де Мейстер превратил его жизнь в кошмар, и еще в какой! Грэм Дорн потихоньку оказывался в тени своего собственного детища, в точности как тот и пообещал.
Постепенно до Грэма дошло, что настойчивый звон, который он слышит, раздается не у него в голове, а, совсем наоборот, от входной двери. Судя по всему, точно такого же мнения придерживалась и мисс Джун Биллингс, поскольку откуда-то сверху донесся ее пронзительный окрик, больно ударивший Грэма по ушам.
— Эй, бестолочь, открой дверь, пока от этого трезвона не рухнули стены! Я спущусь через полчаса.
— Хорошо, милая!
Грэм прошаркал к двери и открыл ее.
— А, вот ты где. Приветствую,— сказал де Мейстер и протиснулся в переднюю.
Погасшие глаза Грэма зажглись огнем, с губ сорвался звериный рык. Он принял позу гориллы, столь успокоительную для горячих американских мужчин в подобные минуты, и принялся кружить перед слегка озадаченным сыщиком.
— Мой мальчик, ты не заболел?
— Я, — пояснил Грэм, — не заболел, а вот от тебя скоро останутся одни воспоминания, потому что я намерен омыть руки в твоей крови!
— Только не забудь потом хорошенько помыть их с мылом. Иначе они выдадут тебя с головой, верно?
— Хватит острить. Хочешь сказать последнее слово?
— Не особенно.
— Тем лучше. Твое последнее слово меня не интересует.
С этими словами он набросился на злополучного де Мейстера, точно впавший в буйство слон. Де Мейстер плавно переместился влево, выставил вперед руку и ногу, и Грэм описал параболическую дугу, которая завершилась полным разгромом столика, вазы с цветами, аквариума и пятифутового участка стены.
Грэм захлопал глазами и стряхнул с левой брови чересчур любопытную золотую рыбку.
— Мой мальчик, — пробормотал де Мейстер, — ох, мой дорогой мальчик.
Грэм запоздало вспомнил один эпизод из «Парада пистолетов».
«Руки де Мейстера замелькали с головокружительной быстротой, и двумя уверенными молниеносными ударами он сшиб обоих головорезов с ног. Он уложил их наземь благодаря не грубой силе, а своему непревзойденному знанию дзюдо, с такой легкостью, что его дыхание даже не стало ни на йоту чаще. Головорезы застонали от боли».
Грэм застонал от боли.
Он чуть приподнял правое колено, чтобы бедренная кость вернулась на место.
— Может, лучше поднимешься, старина?
— Я останусь здесь, — с достоинством проговорил Грэм, — и буду рассматривать пол с близкого расстояния до тех пор, пока не сочту нужным встать, или до тех пор, пока не буду в состоянии шевельнуть хотя бы одним мускулом. В зависимости от того, что будет раньше. А теперь, пока я не принял к тебе дальнейшие меры, какого дьявола тебе здесь нужно?
Реджинальд де Мейстер отточенным движением поправил монокль.
— Полагаю, тебе известно, что срок ультиматума Макданлопа истекает завтра?
— Надеюсь, и ваш с Макданлопом срок тоже.
— Ты не передумаешь?
— Ха!
— Право, — вздохнул де Мейстер, — все это скучища смертная. Ты позаботился о том, чтобы мне в этом мире было удобно. Ведь в твоих книгах меня прекрасно знают во всех клубах и лучших ресторанах, я закадычный друг мэра и комиссара полиции, владелец роскошных апартаментов на Парк-авеню и великолепной художественной коллекции. И в реальном мире это волшебство никуда не исчезает. Это очень мило с твоей стороны.
— Поразительно, — задумчиво протянул Грэм, — с каким вниманием я тебя не слушаю и как отчетливо не слышу ни единого слова из того, что ты говоришь.
— И все же, — продолжал де Мейстер, — мой книжный мир, без сомнения, подходит мне куда лучше. Он более пленителен, в нем нет скучной логики, и нужды, и житейских невзгод. Словом, нужно вернуть меня обратно, и притом к активной жизни. Сроку тебе до завтра!
Грэм принялся мурлыкать какой-то веселенький мотивчик, время от времени фальшивя.
— Это что, новая угроза, де Мейстер?
— Нет, это старая угроза, только серьезней. Я лишу тебя последних остатков личности. И в конце концов под давлением общественного мнения тебе придется стать, выражаясь твоими же собственными словами, «бессловесной марионеткой де Мейстера». Видел, как эти ребята газетчики сегодня переврали твое имя?
— Я-то видел, мистер Скотина де Мейстер, а вот ты читал статейку на полколонки на десятой странице той же самой газеты? Вот, послушай: «Знаменитый криминалист подлежит призыву на военную службу без ограничений. Призывная комиссия утверждает, что Реджинальд де Мейстер в самом скором времени встанет под ружье».
Некоторое время де Мейстер был молчалив и неподвижен. Затем он последовательно произвел следующие действия: медленно вытащил из глаза монокль, грузно уселся на диван, рассеянно потер подбородок и закурил после долгого и вдумчивого похлопывания сигаретой по тыльной стороне ладони. Зоркое авторское око Грэма Дорна немедленно опознало в каждом из этих телодвижений по отдельности признак глубокого волнения и душевного разлада со стороны его персонажа.
