Лишь в его маленьких, близко посаженных глазках — недоверчивых и неизменно алчных — отражалась какая-то жизнь.
Ренальдо оглядел комнату, недовольный даже великолепной обстановкой семнадцатого века. Потолок украшала роскошная роспись в стиле сверхнатурализма кисти Верри, запечатлевшего английскую королеву Анну в аллегорическом образе Справедливости в окружении Нептуна, Британии, Изобилия и Мира. На стенах висели пять из шести гобеленов на тему Битвы при Соулбей, изготовленные семейством Пойнтц в Мортлейке и Хаттен-Гардене в тысяча шестьсот восьмидесятые годы. Впечатляющий мраморный камин работы Джеймса Носта (первоначально задуманный для спальных покоев Георга I) сверкал топографическими изображениями горящего угля. Напротив стояла огромная кровать под балдахином, предназначавшаяся для королевы Шарлотты, супруги Георга III. Постель все еще оставалась незаправленной: почти все утро и несколько послеполуденных часов граф «развлекался» со специально принятыми для этого в штат особняка людьми.
Проковыляв к ночному столику, Ренальдо со стоном — «Чертов корсет!» наклонился за сапогами и направился обратно к креслу. Раздался еще один горестный стон. Усевшись, граф расставил сапоги по обе стороны от себя и с пыхтением взялся за работу, подумывая, нельзя ли хоть ненадолго освободиться от корсета. Разумеется, делать этого было нельзя. Без корсета Ренальдо ни за что не застегнул бы слишком тесные бриджи, за которые проклятый портной Бартоломью так дорого затребовал.
Выдохнув, граф покачался из стороны в сторону, взял кончиками пальцев правый сапог и поднес к ноге. Впереди ожидало самое трудное. С огромным усилием Ренальдо схватил голенище сапога обеими руками и начал через силу поднимать правую ногу — при этом корсет беспощадно впивался графу в грудь. Однако нога поднялась, недостаточно высоко. От недостатка кислорода закружилась голова. Ренальдо попытался достать до пальцев, наклонив сапог. Но едва граф почувствовал, что нога скользнула в голенище, пришло время сделать вдох — и все испортить. Ренальдо безжизненно распростерся в кресле, едва переводя дух.
Перед глазами графа замелькали звездочки. Он выругал дворецкого за неуклюжесть и за ужасные обстоятельства, в которых оказался. Какое скотство! Он платил этим тупорылым за то, чтобы работали, и, ей-богу, заставит их работать.
— Миссис Тимптон… Гертруда! — прогремел голос Ренальдо. — Сюда! Скорее!
Из-за угла с опаской выглянуло лицо женщины не первой молодости.
— Да, вы, миссис Тимптон, — подтвердил Ренальдо. — Вы и юная Гертруда. Заходите. Быстро.
— Вы не накажете нас, хозяин? — спросила Тимптон.
— Я этого не говорил, — проворчал Ренальдо. — Моя запонка все-таки пропала.
Тимптон спряталась за дверью.
— Черт вас обеих побери! Заходите, я сказал! Сейчас же — или лишитесь работы. Вы обе знаете, как сидеть на пособии.
Он усмехнулся. С ними только так и надо: никто не хочет быть «свободным гражданином».
Женщины неуверенно двинулись в спальню, опустив головы и глядя в пол. Обе были одинаково одеты в длинные красные жакеты, украшенные золотой тесьмой, белые атласные бриджи, белые чулки и черные домашние туфли с крупными медными пряжками. Гертруда Кресс, тощий подросток с глазами испуганной лани, Ренальдо почти не интересовала. Таких, как она, граф мог нанять для собственного удовольствия сколько угодно. Дороти Тимптон, напротив, представляла собой красивую статную женщину лет сорока пяти с длинными волосами цвета соломы, высоким бюстом и миловидным лицом. Многие годы Ренальдо относился к ней так же, как к хорошо знакомой или удобной мебели. Как к прислуге, а не как к женщине — штатные шлюхи нанимались совсем по-другому. Впрочем, при ближайшем рассмотрении она оказалась совсем ничего…
— Остановитесь здесь, — приказал граф, когда женщины дошли до середины комнаты.
Обе повиновались, не поднимая головы.
— Ну, — с упреком набросился он на них, — где этот лакей, который с вами был?
Ему никто не ответил.
Ренальдо почувствовал раздражение. Слугам платят за то, чтобы они отвечали.
— Вы слышали вопрос?
— Д-да, господин, — выдавила Тимптон, скользнув взглядом по лицу графа, но избегая его глаз.
— И где же он? — настаивал Ренальдо, продолжая внимательно разглядывать Тимптон — да, для служанки ее возраста у нее сохранилась вполне приличная фигура. Несколько крупновата, но определенно интересна, особенно большая грудь… Несмотря на совсем недавние старания дорогой проститутки, Ренальдо почувствовал возбуждение.
— Он в холле, господин, — робко ответила Тимптон.
— Так позови его сюда, старая шлюха, да поживее.
— Слушаюсь, господин, — пролепетала Тимптон, лицо которой выдавало замешательство. Она повернулась к двери:
— Гюнтер! Идите сюда!
В спальню, тоже уставившись в ковер, ввалился Гюнтер Бекк, неуклюжий угловатый мужчина лет тридцати. Когда-то Бекк повредил левую ногу и, похоже, гордился раной, как будто она придавала ему мужественности.
Несколько секунд Ренальдо молча хмурился, затем у него родилась смутная идея. Он улыбнулся.
— Раздевайтесь, — скомандовал хозяин, — все трое.
— Господин, прошу вас… — взмолилась Тимптон.
— Молчи, старая кляча, — перебил ее Ренальдо, — если, конечно, не хочешь вернуться обратно на пособие.
— Нет, господин, — пробормотала служанка и начала расстегивать жакет.
Вскоре все трое стояли посреди комнаты совершенно голые.
— Что ж, Бекк, — с усмешкой проговорил Ренальдо, — похоже, ты уже готов поразвлечься?
— Да, хозяин, — согласился Бекк, пожирая глазами обеих женщин.
— Какая тебе нравится больше, парень? — поинтересовался Ренальдо со злобной усмешкой.
— Обе ничего, господин, — ответил Бекк с хриплым смехом, обнажившим отсутствие нескольких зубов. — С бабами я не привередлив.
— Господин, — вмешалась миссис Тимптон, — Гертруда никогда…
— Никогда что? — уточнил Ренальдо.
— Никогда… еще не была с мужчиной, господин, — сконфуженно сказала служанка, не сводя глаз с пола.
— Гертруда, — спросил Ренальдо, с изумлением оборачиваясь к девушке, неужели ты еще ни с кем не спала?
— Нет, господин, — прошептала она, ее щеки зарделись, словно от лихорадки.
— Что ж, при твоей внешности не скажу, чтобы я очень удивился, бросил Ренальдо и повернулся к старшей женщине. — Отлично, миссис Тимптон, — продолжал он. — Оставлю ее на потом. Но теперь бедному Гюнтеру не приходится выбирать — и вы не хуже меня видите, что ему срочно нужна ваша помощь.
