На шее у нее было жабо из коротких разноцветных перьев, а на талии тонкий, полупрозрачный пояс из дубленой кожи.
С нижнего края к поясу были приделаны костяные крючки, на которых держалась шотландская юбочка из того же материала, что и пояс, достававшая как раз до колен. Ее сандалии из толстой коричневой кожи облекали четырехпалые ступни — мизинец в процессе эволюции исчез.
Она была хрупкого телосложения. Лицо имело отчетливо треугольные очертания. Лоб — широкий и высокий. Огромные лучезарные зеленые глаза были оттенены излишне густыми черными бровями, от природы изогнутыми. Ресницы напоминали маленькие пики. Скулы были тоже высокие и широкие, но уже, чем лоб. Нижняя челюсть уходила под углом вниз и оканчивалась подбородком, Измаил ожидал увидеть острый подбородок, но он был закругленным. Именно подбородок смягчал выражение ее лица, делая его почти красивым. Губы были полными и приятными на вид, даже когда она откусывала кусочки жира убитого животного.
Измаил не чувствовал отвращения — он повидал много дикарей, евших сырое мясо, да и сам его пробовал. Поэтому, когда девушка предложила большой кусок мяса ему, он принял его с улыбкой и изъявлениями благодарности.
Оба ели, пока не набили себе животы до отказа. Девушка нашла камень и, разбив череп животного, извлекла из него мозги и съела их. Измаил мог бы согласиться с ее предложением разделить с ней это блюдо, только умирая от голода. Он помотал головой и сказал:
— Спасибо, не хочу.
То, что он помотал головой, девушка явно восприняла как положительный ответ, так как стала его кормить. Измаил, восприимчивый к чужестранным обычаям, сразу понял свою оплошность и закивал. Похоже, это сбило девушку с толку, но пищу она отодвинула.
Проблем с мусором здесь, как видно, не было. Девушке было достаточно просто отнести кости и другие остатки к ближайшему растению и ударить по нему рукой. Через несколько секунд из небольшого отверстия на стебле возникла лиана и обернулась вокруг останков. Другие лианы, словно их известили при помощи некоего растительного телеграфа, выскользнули из своих отверстий и тоже обвили скелет.
Девушка сорвала шесть стручков, два из них надорвала и вылила их содержимое в рот Измаилу. Пока она это делала, лианы не обращали на них внимания. Как предположил Измаил, потому, что им уже дали мяса и крови и они решили пощадить того, кто их покормил. Однако же они с девушкой минут на пятнадцать впали в оцепенение — выпитое на них подействовало. Если бы в это время появился любой хищник, он мог бы с легкостью растерзать их, никуда при этом не торопясь.
Вновь обретя способность двигаться, Измаил попытался скосить глаза и так изогнуться, чтобы дать ей понять, что хочет, чтобы его развязали. Она нахмурилась — выражение ее лица показалось ему очень милым — и некоторое время помедлила, решая, стоит ли пойти ему навстречу. Потом поднялась и с улыбкой перерезала его сплетенные из травы путы. Он медленно встал, растирая руки, а потом нагнулся, чтобы сделать то же самое с ногами. Девушка отпрыгнула назад, сжав в руке нож, но минуту спустя поняла, что надо либо караулить его с ножом в руке всю дорогу, либо оставить это занятие. Она сунула нож в кожаные ножны на поясе и повернулась к нему спиной.
Измаил вскарабкался на растение, согнув стебель под углом сорок пять градусов к земле, и окинул взглядом джунгли.
Везде, насколько хватал взгляд, простирались заросли — растительности не было лишь на вершинах холмов вдали — по-видимому, очень высоких. Весь этот лес подрагивал, словно от страха. Он и сам устал от постоянной тряски и смутного, неослабевающего беспокойства вызванной ими легкой тошноты.
Девушку это явно не беспокоило; видимо, она с рождения привыкла к таким колебаниям почвы.
Джунглей не было только справа от него. Там простиралось мертвое море, колыхаясь, словно живое.
Небесные акулы улетели. На западе вдали виднелась легкая красноватая дымка, — видимо, еще одно скопление планктона, влекомое ветром. Вместе с ним появятся новые небесные чудовища — и акулы, наверное, тоже.
Огромное красное солнце спустилось пониже, но ему предстояло пройти еще четверть своего пути по небу. Стало еще жарче, и снова захотелось пить. Пить он опасался — ведь это значило на четверть часа стать совершенно беспомощным. К тому же кто знает, каково будет суммарное действие нескольких порций наркотика? Пока он не чувствовал ни головной боли, ни особенной вялости, ни других тревожных симптомов.
Измаил взглянул вниз, на девушку. Она залезла внутрь гигантского листа, похожего на гамак, растянутый между двумя толстыми стволами, и улеглась там, явно собираясь поспать.
"Интересно, — подумал он, — надо ли мне стоять на страже, пока она отдыхает, или она считает, что я, само собой разумеется, заползу в один из листьев рядом с ней и тоже засну?" Раз она не показала ему, что он должен делать, — значит, это ее не волновало. Однако такая беззаботность была ему непонятна. Здесь было достаточно опасностей, о которых он уже знал. А сколько тех, что ему еще неизвестны?
Перед тем как улечься, мучаясь вопросом, спать или не спать, он еще раз посмотрел по сторонам. Совершенно чужое небо слишком синего цвета, бробдингнегское[Бробдингнег — страна великанов из "Путешествий Лемюэля Гулливера" Д. Свифта] кроваво-красное солнце, море, вязкое от соли, трясущаяся земля, растения-кровососы с парализующим соком, небеса, кишащие летающими животными и растениями, — от этого всего у него защемило сердце.
Хотелось плакать, и Измаил не смог сдержаться.
Впоследствии Измаил думал о том, где он мог оказаться.
Когда произошли события, объяснимые только вмешательством сверхъестественных сил, «Рахиль» плыла по ночной глади Южнцх морей; был 1842 год. Корабль тогда стал падать вниз, словно море внезапно исчезло.
Словно море исчезло. А что, если море пропало не по мановению волшебной палочки, а испарилось? Испарилось с течением времени?
Измаил был на китобойце нижним чином. Но это не означало, что он был лишь простым матросом. В перерывах между плаваниями он успел поработать школьным учителем, и, где бы он ни был, он всегда много и усердно читал. Так что он был знаком с теорией, согласно которой через миллионы или даже миллиарды лет — то есть через столько лет с тех пор — Солнце остынет, став из добела раскаленного красным и едва теплым, а потом совсем остынет и погаснет. В результате естественной потери инерции движейия по орбите Земля приблизится к Солнцу. А Луну будет притягивать все ближе и ближе к Земле, пока взаимное притяжение, нарастая, не разорвет оба небесных тела на куски.
