Странными, непонятными движениями она прощупывала девочке грудную клетку: нажимала, постукивала в области ребер, над ключицами, в области диафрагмы.
Быстрым шагом врач подошел к ней. Она была так сосредоточена на своем занятии, что даже не повернулась на стук его обуви о плиты пола, отчетливо раздававшийся в тишине морга.
— Ну, все о'кей? — спросил Клеменс.
— Нет. — Рипли, не разгибаясь, смотрела на него снизу вверх. Надо сделать вскрытие.
Клеменс не удивился. Он уже ждал подобного предложения.
— Зачем? — спокойно спросил он.
— Я хочу знать, что ее убило.
Врач бросил быстрый взгляд на труп. Что-то в нем было не так как положено. Нет, наоборот, все было именно как положено: у девочки оказались закрыты глаза. А он, по правде сказать, и не вспомнил, что следует опустить веки. Для этого понадобилось женское чутье…
— Я же сказал вам, что она утонула, — произнес Клеменс чуть более мягко, чем намеревался секунду назад.
В зрачках Рипли застыло непоколебимое упорство.
— Я должна увидеть ее внутренности.
— Зачем? — снова переспросил Клеменс. На сей раз он уже не был так спокоен.
— У меня есть причины для этого.
Некоторое время они молчали.
— Может быть, вы поделитесь ими со мной?
Рипли думала недолго. У нее было мало надежды обмануть врача, однако если рассказать ему правду, то он почти со стопроцентной вероятностью решит, что она сошла с ума. К тому же чем меньше людей будет знать правду, тем лучше.
— Возможно… есть вероятность инфекционного заболевания.
— Какого, если не секрет?
Вот она и попалась… Она знала о возможных заболеваниях столько, сколько полагалось лейтенанту космофлота. Этого знания не хватало, чтобы дать правдоподобное объяснение.
— Холера! — ответила Рипли наобум.
Очевидно, это был наихудший из возможных ответов. Врача даже передернуло:
— Что?! Двести лет уже не было отмечено ни единого случая холеры!
У Рипли уже не оставалось ни доводов, ни сил, чтобы спорить.
— Ну, пожалуйста… прошу вас, — прошептала она еле слышно.
И тут, совершенно неожиданно для нее, врач вдруг сдался. Он сам не мог бы сказать, что подействовало на него: убежденность Рипли или холодная логика. В самом деле, наблюдать вскрытие, особенно вскрытие близкого человека, — тяжело. Вдвойне это тяжело для женщины. И втройне — если эта женщина только что встала на ноги после серьезнейшей аварии.
Уж конечно, не для своего удовольствия берет она на себя эту тяжесть.
Клеменс наскоро ополоснул хирургические инструменты, перебрал их, словно любуясь их хищной четкостью. И внезапно одним точным профессиональным движением вспорол детское тело от грудины до лобковой кости. Потом незаметно покосился на Рипли.
Нет, она не упала в обморок — лишь содрогнулась на миг. И врач почувствовал, как с каждой секундой в нем крепнет уважение к этой странной женщине. Но профессиональное чувство взяло верх.
— Вот… — Клеменс пошевелил внутренности скальпелем. — Все в порядке. Ни малейших следов инфекции вообще. И холеры в частности.
— Грудь… — это слово Рипли тоже произнесла еле слышно.
— Что?!
— Вскройте ей грудную клетку.
Врач пожевал губами. Кажется, от его доверчивости требовали слишком многого.
— Послушайте, если вы хоть самую малость знаете о холере, то вам должно быть известно, что в грудной полости ей делать нечего. Впрочем… ладно. — На этот раз он выбрал инструмент с умыслом. Это был огромный, жуткого вида секироподобный нож. Конечно, проникнуть в грудную полость можно и гораздо проще. Это тоже делается одним точным, почти мгновенным движением, когда лезвие ланцета как сквозь масло проходит сквозь неокостеневшие части ребер там, где они примыкают к грудине. Но пусть уж тот, кто заказал вскрытие, получит все, чего ожидает!
Обеими руками подняв за углы дугообразный клинок, Клеменс испытывал даже некоторое злорадство. Потом лезвие пошло вниз и как топор палача со страшным хрустом врезалось в неживое тело; во все стороны брызнули осколки хряща…
И снова Рипли не потеряла сознание. Она смогла превозмочь дурноту и приняла ужасное зрелище как надо. А Клеменс снова ощутил, что уважение опять возвращается к нему.
— Осторожнее! — сказала Рипли, и врач увеличил осторожность движений, хотя абсолютно не представлял, что здесь может ему угрожать.
Последовал еще один удар, на этот раз не сопровождающийся внешним эффектом. Потом короткое режущее движение. И грудная клетка раскрылась как коробка для обуви, обнажив свое содержимое.
— Вот это легкие. Они необычайно раздуты: их по самые бронхи заполнила жидкость. Как я вам уже объяснял, девочка утонула. Вернее, захлебнулась, когда жидкость хлынула в ее дыхательные пути.
Клеменс выждал несколько минут.
— Ну, а коль скоро я не полный идиот, — сказал он, понизив голос, — может быть, вы мне все-таки объясните, что вы искали на самом деле?
Он почувствовал, что еще немного — и Рипли расскажет ему все. Но в этот момент громко, по-хозяйски хлопнула входная дверь, затем она хлопнула повторно, — раздался топот, словно от стада слонов…
На самом деле к ним направлялись всего двое: директор тюрьмы и его помощник. Директор ступал размашисто, с подчеркнутой уверенностью впечатывая каблуки в пол. Смит подсознательно подражал ему во всем: в движениях, в интонациях голоса, даже в производимом грохоте, явно не догадываясь, что тем самым производит впечатление карикатуры.
— Мистер Клеменс? — Судя по тону, это был не вопрос, а чуть ли не оглашение смертного приговора.
— Господин директор? Да, вы, кажется, не представлены. Это лейтенант Рипли. Лейтенант, познакомтесь, — директор тюрьмы Эндрюс, а это — заместитель директора, Восемьдесят Пя… э-э-э… мистер Смит.
Эндрюс был отнюдь не глуп и уловил оттенок иронии, проскользнувший в голосе, но счел неуместным придавать этому значение.
— Что здесь происходит, мистер Клеменс? — спросил он с железным лицом.
— Да, что здесь происходит, мистер Клеменс? — подголоском вступил в беседу помощник. Но Эндрюс только раз глянул на него — и тот заткнулся настолько глубоко, что больше вообще не открывал рта на всем протяжении разговора.
— Ну, прежде всего, лейтенант Рипли чувствует себя намного лучше. А во-вторых, в интересах общественной безопасности мне пришлось пойти на риск вскрытия.
— Без моего разрешения? — Лицо Эндрюса все еще оставалось железным, голос он тоже не смягчал.
— Видите ли, в свете тех данных, что сообщила лейтенант, мне показалось, что у нас нет времени спрашивать разрешения. Но, к счастью, наши опасения как будто не оправдались. — Широким жестом Клеменс указал на разрезанный труп. — Результат вскрытия не показал признаков заразной болезни.
