— Вы им больше не нужны. Никому из них! Ни Синдикату, ни черным, ни Восьмому Небу, ни Совету, ни Синклиту… никому!
— И довзрывникам не нужны?! — грубовато вклинился Кеша.
— Никому! Игра сделана. — Цай ван Дау уставился в упор на Ивана, из подернутых багрово-красными прожилками глаз выкатились от напряжения две мутные слезинки, рот скособочило. — Еще недавно такие как ты были пешками в большой игре. Теперь ты даже не пешка. Теперь ты никто! И ты никому не нужен, расклад ясен. У Земли нет никаких шансов. Даже одного из триллиона! Им всем плевать на ваше дерганье!
Наступило мгновение, когда лица у всех собравшихся стали одинаковыми — и у Ивана, и у Гуга Хлодрика, беглого каторжника и вожака развалившейся банды, и у спившихся героев Дальнего Космоса Хука Образины и Армана-Жофруа дер Крузербильд Дзухмантовско-го, и у ветерана жестокой аранайской войны Иннокентия Булыгина, и у преуспевающего Дила Бронкса… и даже у оборотня Хара — отрешение и тихие блуждающие улыбки снизошли на них. А что?! Может, это и к лучшему? Все разрешается просто, все уже разрешено… и от них ничего больше не требуется, им можно спокойно уйти от дел, отстраниться, лечь на дно и… ждать! ждать!! ждать!!!
— Но почему ты сбежал от них? — пробудился наконец Гуг.
— Теперь им не до меня. Синдикат прекратил сопротивление. Его главари бьются друг с другом за будущие тепленькие места при новом режиме…
— А он будет? — тоскливо спросил Иван.
— Кто — он?
— Ну, режим-то этот?
Карлик Цай развел своими уродливыми ручками.
— Никто ничего не знает… но ведь должен быть, как иначе?!
— А так! — сорвался Гуг. — Пора бы сообразить, что наша земная логика и все наши доводы этим тварям не указ! Они могут выжечь всю Федерацию, напрочь! Может, им нужна пустыня, голое место без всяких там копошащихся в своем дерьме человечишек?!
— Они могли всех нас уничтожить давно. И безо всякой предварительной обработки, — сказал Иван устало. — Я никак не могу понять — почему они не сделали этого, почему они не делают этого?! Зачем им «приходы», зачем резидентура, агентурная сеть, за каким чертом они ломают одного за другим, кого силой, кого деньгами и должностями… Это непостижимо! Ведь они могли нас уничтожить сто раз… Нет! Это игра! Это Большая Игра! Он так и говорил.
— Кто это он? — переспросил с бессмысленной улыбкой Хук Образина.
Иван не успел ответить. Карлик Цай начал прежде него.
— Они хотят сломать нас. Мало убить, надо сломить волю к сопротивлению, надо самим себе доказать, что выводишь с лица Вселенной не соперника разумного… пусть даже, малоразумного, а вредоносную плесень, это как прополка — рви сорняки, не жалей!
— Я тоже так думал, — отозвался Иван. — Раньше. Теперь я так не думаю. Здесь идет игра не на уровне Федерация и Система, наша Вселенная и Чужая. Нет, все глубже, нас ломают те силы, в которые почти никто не верит.
— Ты снова бредишь, — Дил Бронкс сверкнул всеми гранями вставного бриллианта. — Я готов драться до конца. Но не с призраками, Ваня, не с упырями и вурдалаками из детских сказок.
Иван тяжело вздохнул. Его не понимали даже самые близкие друзья — ближе у него никого не было… кроме Ланы, кроме Аленки, кроме Светы. Но где они? как дотянуться до них словом, душой? Не дотянешься! А эти рядом. Надо объяснить им, иначе нельзя, они обязаны все понять. Но как тяжко, как трудно! Сколько лет он мучительно добирался до истины… И постиг ее? Иван не знал. Отчаяние, тихое, давящее, неизбывное каменной плитой лежало на нем.
— Это не бред, — проговорил он, не глядя на Дила Бронкса. — Стихия убивает слепо, внезапно. Ей плевать, кто ты и что ты, ее не интересует твое состояние перед смертью. Наводнение, цунами, смерч, землетрясение, да что угодно: налетело, сломало, раздавило, убило — и все! Или взять прежние земные войны… внезапно убить, истребить как можно больше — ракетным ударом, ночными бомбардировками, газовой атакой. Люди гибли спящими, ночью, а если и днем, то не успев ничего понять: с неба, со всех сторон на них неслась смерть. И все! Никому и дела не было до того, что там у человека внутри! Надо было уничтожить его тело…
— На Аранайе так было, еще похлеще, — вставил Кеша, будто подтверждая Ивановы слова.
— …да, было, было, — машинально согласился Иван. — Система — это как мы в войнах, это как стихия, она без колебания, в усладу себе и потеху раздавила бы, сожгла, вытравила наши тела, все миллиарды и миллиарды земных, человечьих тел по всей Вселенной — без жалости и без пощады. Но Система работает в связке с Пристанищем… я не знаю, как это у них получается, зачем, почему, но они вместе. Вот тут и разгадка. Пристанищу мало убить нас телесно. Пристанище — это не стихия и не люди. Пристанищу надо растоптать, раздавить наши души: из одних сделать жалких и подлых трусов, превратить их в предателей, подлецов, продавшихся дьяволу, других обратить в своих слуг, в щупальца преисподней на Земле, третьих подавить духовно, довести до. — Иван вдруг осекся, обвел собравшихся пристальным взглядом, всматриваясь в глаза и не замечая легких улыбок на губах. — Довести до отчаяния! Лишить воли к сопротивлению. Чтобы победить, Пристанищу надо убить не всех вместе, а каждого в отдельности. И не просто убить, а погубить его!
Все сидели молча. Кеша скреб небритый подбородок. Дил Бронкс разглядывал гравированный золотой перстень на мизинце, будто впервые увидал на нем надпись и пытался прочесть ее по складам. Хук смущенно теребил край кожаной куртки. Крузя усиленно и неестественно зевал. Гуг Хлодрик топтался у стеночки. А оборотень Хар пускал лиловые пузыри, можно было подумать, что он спит.
Первым открыл рот Гуг Хлодрик:
— Ежели бы ты не был моим другом, Ванюша, я б взял тебя под белы ручки да отвел бы в тихую обитель, где за такими как ты приглядывают добрые люди в белых халатах.
— Он правду говорит, — поддержал Гуга Дил Бронкс. — Надо дело делать, а не богоугодными разговорами заниматься, вот что!
Вслед за Дилом загалдели, зашумели все. Это был ропот, это уже было недовольство — им, Иваном, вожаком, предводителем, они не хотели видеть над собою философствующего слюнтяя, не тот народ подобрался, не та публика. И Иван все это прекрасно понимал. Но не объяснить им и себе происходящего он не мог. Даже если Земля стремительно летит в адскую пропасть, на ней должны быть люди, которые осознают, что происходит.
В хоре ропщущих не было слышно сиплого голоска Хука Образины. Иван даже растерялся, когда услышал из безгубого рта странный вопрос:
— А почему?
— Что — почему? — переспросил он.
