Это было достаточно сложно: так изложить факты, чтобы "наверху" не решили, что "на местах" едет крыша.
Нужно отдать ему должное: одновременно с досадой следователь испытывал и облегчение от того, что их местная инициатива провалилась, и патрульная машина-убийца не справилась со своей задачей. Хоть это так все упростило бы.
И еще от того он испытывал облегчение, что ответственность с его плеч перекладывалась на плечи вышестоящих инстанций.
Зыков не спал. Чего нельзя сказать о нашей героине. Решив утром перво-наперво позвонить по межгороду Алке, Маша спала мертвым сном.
Проснувшись в одиннадцатом часу, она, не выходя из номера набрала по коду телефон подруги.
- Алло!
- Слушаю вас, - голос звучал настороженно.
- Алка, это я.
- Слава Богу! Живая! Откуда ты?
- Я из другого города. Называть не хочу - вдруг у тебя телефон прослушивается.
- Прослушивается? Ну и кашу ты, Машка, заварила!..
- Ты же знаешь, я тут ни при чем. Ладно, слушай, у меня дело к тебе. Ручка под руками есть?
- Да.
- Тогда записывай.
И она, выговаривая тщательно, с расстановкой, продиктовала цифры.
- Это номер кабинки и номер шифра ячейки камеры хранения в аэропорту. Съезди туда и забери деньги. Найди Атосу хорошего адвоката, себе возьми сколько надо, остальное - сдай в милицию.
- Не поняла...
- Сдай в милицию от моего имени. Только обязательно возьми какую-нибудь бумажку, чек, там, квитанцию, расписку, я не знаю...
- Подожди. Если у меня телефон прослушивается, то я там уже ничего не найду.
- Ну и ладно тогда. А если нет, сделай, как я сказала. Не хочу, чтобы на мне "эти" деньги висели.
- Ты собираешься вернуться?
- Когда-нибудь.
- Они убьют тебя.
- Посмотрим.
- Ну, ты даешь... Да! Твоя мама приехала.
- Черт... Скажи ей, что я жива и здорова. Пока звонить ей не буду, а то расспрашивать начнет. Пусть не беспокоится. И про то, как за мной гонялись - не рассказывай.
- Она уже знает... Моя мама рассказала. Твоя сегодня собралась в милицию...
О-о-о... Не хватало еще впутывать сюда маму...
- Отговори ее! Скажи, что я ее просила не вмешиваться. Ничего хорошего она не добьется, только неприятности себе.
- Ладно. Что ты собираешься делать?
- Я? - Маша нахмурилась. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос. Я... пока еще не решила.
- А я знаю, Машка. Уезжай за бугор. Любыми путями. Тут тебя в покое не оставят.
Вот это поворот! Самой ей такое в голову не приходило. За бугор? А где он, этот бугор?
- Нет, Алка. Там начнется то же самое. Нужны будут деньги, я начну исчезать, воровать... Какая разница?
- Тогда вот что. Научись становиться видимой. Ты же ни разу не пыталась этому научиться.
- Но как? Я и исчезать не училась, оно само получается.
- А ты постарайся! Найди психиатра какого-нибудь, гипнотизера или экстрасенса... Пока ты не научишься, не жить тебе по-человечески. Да хотя бы ради Атоса своего!
Что-то в этом было. Ведь действительно, после двух-трех неудачных попыток она отказалась от идеи научиться снимать свои чары. В начале это было просто ни к чему - досадное, но не слишком уж угнетающее неудобство... А потом уже просто не задумывалась над этим.
- Ладно. Я подумаю. Я тебе еще позвоню - недели через две. И маме. Скажи ей. И сделай все, как я сказала. О'кей?
- Я постараюсь. Удачи!
Маша положила трубку и задумалась. Легко сказать - научись, найди... Все эти Кашпировские и Чумаки - в центре, в Москве да в Питере. Или уже в Америке давно. Искать можно долго, а как все это время жить? Как жить, когда просто не с кем перекинуться словом, нет своего угла, а деньги можно только украсть?..
Внезапно вспомнилась цитата, произнесенная как-то Атосом: "Грабь награбленное". Пока ничего умнее она не придумала. Единственная возможность безнаказанно добывать средства к существованию "экспроприировать" деньги у воров. Благо, их среди ее знакомых достаточно много. Можно сказать, подавляющее большинство. Только они в Питере.
Отсюда вывод: нужно возвращаться в Ленинград.
2
- Мышонок, я не понял, куда ты положил деньги? - Гога недоуменно наморщив лоб, стоял возле открытого сейфа.
Его "мышонок" - флегматичная рыжая лярва с неожиданным именем Амалия - лениво перекатила дородное тело с боку на бок.
- Тама они. Где всегда. Не по глазам, что ли?
- Да где "тама", дура?! - неожиданно взъярился Гога, - где - "тама"?! - последнее слово он выкрикнул с привизгиванием, словно собрался плакать.
"Мышонок" установила свое полное веснушчатое тело в вертикальное положение, протопала босыми ногами к сейфу и Пизанской башней нависла над Гогой.
- Вот тут они все были. И те, что вчера дал, я сюда поклала, - ткнула она пальцем в среднюю полочку. - Как ты вчера мне их отдал, так я и положила.
- Ну, и где они? - с надрывом поинтересовался Гога.
- Нету, - констатировал "Мышонок"-Амалия.
- Вижу, - печально согласился Гога.
Они одновременно повернулись кругом, подошли к кровати и уселись на краешек.
- А! - понимающе улыбнулась Амалия, - ты меня разыгрываешь. Ох, шутник! - и она восхищенно покивала головой.
- Какой там шутник! - снова взорвался Гога и даже подскочил на кровати. - Клоуна нашла! Сказала б мне, сколько тебе надо, я бы сам дал!
- Да ты че, Гога, обезумел? Не брала я твоих денег!
- А кто?! Кто?! Сами ускакали? Куда они деться-то могли? ТЫ одна в доме! Не надо меня за фраера держать!
Все сказанное было столь резонно, что "Мышонок", не найдя убедительного ответа, просто захныкал, размазывая слезы по щекам.
- Не зна-аю я, не брала-а...
И слезы эти неожиданно убедили Гогу. Бабы, они, конечно, дуры, и выкинуть могут все что угодно. Взять и потерять, взять и прокутить, взять и отдать - новому, к примеру, любовнику... (Последняя идея кольнула его иголочкой ревности.) Но потом - так натурально сыграть неведение и невинность... Он слишком хорошо знал ее. Не смогла бы.
- К нам заходил кто-нибудь? - Гога трясущейся рукой успокаивающе погладил ее плечо.
- Никто-о-о, - продолжала скулить Амалия, - не было никого-о... Девка какая-то заходила, тебя спрашивала. - И тут же слезы высохли на ее щеках. - Ага. Девка. Я ей говорю через дверь: "Нету его". А она: "Можно я записку оставлю?" Я открыла, а ее уже нету.
- Маруся, - сразу все понял Гога. - Маруся вернулась. Труба нам всем. - И он уточнил: - Ты открыла, а ее нет - так?
- Ну, - неуверенно начала Амалия, - вообще-то, я когда открыла, она, вроде, стояла еще. А потом - р-раз - и нету. Ну, думаю, глюки... Я датая была. Скучно же одной... Точно! Это она! Теперь-то я вспомнила, что ты рассказывал, а тогда - не поняла!
- Линять надо, Мышонок, - аж перекосился от страха Гога. И повторил: - Иначе - труба нам всем! За Кису своего она нам всем глотки перережет.
