Сержант покачала курчавой головой:
— Ничего, если не считать талисманчика на браслете, на котором выгравировано «Бетти».
— Да, редкое имя в наши дни.
Руби взглянула на прикрытое одеялом тело. Она уже отдышалась после долгого подъема, но не могла заставить себя пройти еще двадцать футов к тому месту, где на пыльном гравии лежал труп.
— Слушай, это ведь тебе поручили другое дело с ребенком, — неожиданно вспомнила Папуджан. — Мальчик из мусорника.
Руби мысленно поморщилась: — Да.
— И теперь на тебя валят все дела по убитым детям?
Руби пожала плечами и перевела дыхание — Страх теперь едва ли не вибрировал где-то у нее в животе. «Уж не этого ли я боялась? — внезапно задумалась она. — Убитых детей?»
Когда она заставила себя направиться к жертве, ощущение было почти таким, как если бы она на каждом шагу выдирала ногу из стремительно твердеющего цемента. Паско шел рядом, вид у него был странно покорный.
— Видел когда-нибудь мертвого ребенка? — тихо спросила она.
— Видел, но не так, — ответил Паско нейтральным тоном.
— Это всегда ужасно, даже когда не ужасно. Так что держись.
Она присела возле тела и подняла одеяло. Девочка лежала лицом вверх, с полузакрытыми глазами и слегка раздвинув губы, из-за чего казалось, что она о чем-то задумалась. Если бы не бледность, она вполне могла бы о чем-то мечтать.
— Что ж, теперь понимаю, почему Десджин уверена, что девочка не местная, — сказала Руби.
— Потому что она японка? — предположил он.
— Ну, в этом районе живут и японцы, хотя не много, но я имела в виду одежду. — Руби сменила позу, пытаясь ослабить давление Страха на диафрагму. Ей пришло на ум, что, возможно, то, что она воспринимает как Страх, может в реальности оказаться физической проблемой. — Не дизайнерская, но точно из бутика. Такую продают в более дорогих пригородных универмагах. У меня есть внуки, — добавила она в ответ на слегка удивленное выражение лица Паско.
Опустив на место одеяло, она встала. Колени протестующе затрещали. Паско смотрел на укрытое тело, его гладкое темно-золотистое лицо выражало тревогу.
— Ты в порядке? — спросила Руби.
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Я ведь говорила, что мертвый ребенок — это ужасно, даже когда…
— Думаю, это убийство связано с делом, над которым я как раз работаю.
— В самом деле? — Она скрыла удивление. — Значит, нам нужно сравнить записи. И быстро.
Он ответил не сразу, переведя взгляд с одеяла на нее, и на его лице появилось странное выражение, которое она не смогла распознать. В нем было нечто оборонительное, с немалой долей подозрительности.
— Конечно, — сказал он наконец, с энтузиазмом пациента зубоврачебного кабинета, соглашающегося на прочистку канала.
Руби ощутила смесь раздражения и любопытства, но ее быстро затопил Страх. Она никак не могла решить, нужно ли сказать ему что-нибудь ободряющее или воспользоваться своей властью, а подбодрить уже потом, когда она будет точно знать, что может рассчитывать на его сотрудничество.
Но тут появились криминалисты, избавив ее от необходимости думать о чем-либо, кроме практических действий. И о Страхе.
В конце дня Паско ухитрился уйти, так и не сказав ничего о своем деле. Конечно, вполне возможно, что он поступил так ненамеренно. А проведя большую часть дня в разговорах — или в попытках разговоров — с жильцами того здания, проверке результатов опросов соседей, в заглядывании через плечо коронера и все это время толкая перед собой Страх, точно гигантский валун в гору, она настолько устала, что это перестало ее заботить.
Она сделала запись в блокноте насчет Паско и потащилась домой, в свою квартирку, где лишь взглянула на невскрытую банку вегетарианского супа, прежде чем раздеться и рухнуть в кровать, оставив одежду валяться на полу.
3:11.
Цифры, светясь красной опасностью, выплыли из темноты и сфокусировались перед глазами. Прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, что смотрит на часы-радио на тумбочке возле постели.
Странно. Она никогда не просыпалась посреди ночи. Даже несмотря на то, что Страх с каждым днем неумолимо давил на нее все сильнее, она спала достаточно крепко, чтобы просыпаться легко и быстро. И она замерла, даже не дыша, вслушиваясь, не забрался ли кто-то в ее квартиру.
Прошла минута, другая. Ничего. Может быть, что-то случилось в соседней квартире или наверху, подумала она, продолжая слушать и едва дыша.
Ничего. Ничего, ровным счетом ничего. И может быть, действительно ничего не произошло. Ее могла разбудить сработавшая на улице автомобильная сигнализация, проехавшая неподалеку машина «скорой помощи» с включенной сиреной или какой-нибудь утыканный колонками «буммобиль» с врубленной на полную катушку громкостью. То, что она обычно не просыпалась среди ночи, вовсе не означало, что такого не может быть. Она медленно и глубоко вдохнула, легла на спину и так же медленно выдохнула.
Матрац под спиной ощущался как-то странно, и она поняла, что лежит в кровати не одна.
Она автоматически перевернулась на правый бок. На другой подушке лежала голова Рафе Паско. Он смотрел на нее с выражением глубокого сожаления.
Шок пронзил ее электрическим разрядом. Она отпрянула и завопила.
А в следующую секунду уже смотрела на пустое место рядом с собой, в ушах замирал ее сдавленный крик, а в окно струился дневной свет.
Снова вздрогнув, она выбралась из кровати и огляделась. В комнате не было никого, кроме нее. И никаких признаков, что кто-то лежал рядом с ней. Она взглянула на часы. 7:59.
Все еще потрясенная, она встала на колени и коснулась подушки в том месте, где якобы лежала голова Паско. Она все еще видела его мысленным взором и сожаление на его лице. А может быть, не сожаление, а скорее извинение. Он извинялся за то, что оказался в ее постели без приглашения? «Надеюсь, вы простите мое вторжение — звонить было слишком поздно, а ордер получать было некогда».
Подушка оказалась прохладной на ощупь. Конечно. Потому что ей все это приснилось.
Она уселась на краю кровати, бессознательно прижав руку к груди. То был какой-то безумный сон, и бешено колотящееся сердце только-только начало замедляться.
Она рискнула бросить взгляд через плечо на другую сторону кровати. Никого там нет. Никого, и в особенности там нет Рафе Паско. И вообще, с какой такой стати, черт побери, ей привиделся в собственной постели ее новый напарник? Почему именно он — из всех живущих на Земле? Только потому, что он новичок? Не говоря уже о том, что он молод и симпатичен? Она не думала, что он ее привлекает, но, очевидно, где-то в подсознании обитает грязная старуха, умоляющая об этом.
