Когда Анна успокоилась и пауза стала казаться несколько натянутой, Лобов вздохнул и спросил:
- Харрис сказал, что вы беременны. Это правда?
В ответ Анна молча кивнула и снова всхлипнула.
- Я хочу, чтобы вы знали - я на вашей стороне и буду добиваться сохранения ребенка, но обследование и анализы должен все-таки сделать.
Анна промолчала, Лобов продолжил:
- Прекрасно вас понимаю и сочувствую вам, но посмотрите на свое положение как врач. Вы вынесли тяжкое испытание, подверглись воздействию радиации, перегрузки - все это скажется на состоянии плода. Вам сомой важно знать, как развивается ваш ребенок.
- От радиации я была защищена скафандром, а перегрузка, вы сами знаете, плоду не грозит, он находится в жидкости.
- Это очень хорошо, - Лобов приободрился тем, что ему ответили, - однако нужны данные объективного исследования, и тогда мы сможем смело отстаивать свою позицию.
- А если результаты будут неудовлетворительные, что тогда?
- Hе знаю, - признался Лобов, - на такой исход я не рассчитываю. Если бы плод имел сильную аномалию, ваш организм уже избавился бы от него.
- Да, действительно, - в глазах Анны впервые промелькнул отблеск разума, - я об этом не подумала.
Лобов имел все основания быть довольным собой. Hеожиданно легко он уговорил Анну пройти обследование. Более того, между ними установились хрупкое взаимопонимание и симпатия, основанные на общей цели. За последние несколько дней Анна предстала перед Лобовым то как потерпевшая крушение, то как ассистент, то как врач, то как пациент, то как безутешная вдова, и за все это время у него не было возможности увидеть в ней женщину. Они сидели друг против друга и смотрели, словно впервые увиделись после долгой разлуки. Лобов рассматривал ее лицо, постоянно натыкаясь взглядом на грустные глаза, неухоженные волосы, руки с обломанными ногтями, шею с пульсирующей жилкой, и чувствовал, что глупо и неуместно улыбается. Анна смотрела на него и тоже улыбалась одними уголками губ и глаз. Пауза затянулась, и Лобов, чувствуя все большее неудобство, сказал:
- Я рад, что вы согласились. Это значительно облегчит мою задачу.
От его слов Анна очнулась и моментально встала. Улыбка исчезла с ее лица, глаза сразу сделались сухими и строгими.
- Спасибо, - произнесла она твердым голосом, - я, пожалуй, пойду к себе.
- Я провожу!
- Hе стоит, я себя хорошо чувствую.
- Я все равно пойду с вами. Мне надо в медицинский блок.
Они пошли вместе. Лобову было стыдно и неудобно. Молчание тяготило его.
- Извините, но я все хочу спросить, - не удержался Лобов, - почему вы решились на ребенка? Ведь в дальних экспедициях это запрещено.
- Если бы мы благополучно вернулись на Землю, то это уже не имело бы никакого значения. А вы сами женаты? - Анна снова сделалась сама собой, от былого отчуждения не осталось и следа.
- Hет.
- Если бы вы были женаты, вам, может быть, легче было бы понять нас. Иметь ребенка - это нормальное и логичное желание для тех, кто любит друг друга.
Лобов почувствовал, что разговор сползает в нежелательную сторону.
- У меня это еще впереди, - сказал он и тут же спохватился. Эта невинная фраза могла больно отозваться в душе Анны, и он поспешно добавил, - у вас, я думаю, тоже. "Уж лучше бы я молчал", - про себя добавил Лобов.
Анна только улыбнулась печально и ласково, и пошла к себе. Лобов ругал себя и боялся, что невольно мог затронуть ее душевные раны. "А, впрочем, что я так сильно беспокоюсь? В конце концов, не моя вина, что ее муж погиб" - попытался он успокоить себя и, зайдя в блок, сразу забыл о своих огорчениях.
Оба космонавта, Ли и Стром, очнулись и под опекой младших врачей обедали. У Ли было достаточно сил, чтобы самому есть витаминную смесь, Ольга сидела возле него и держала тарелку. Стром был в худшем положении и обреченно глотал смесь, которую ему подносила Луиза в грушевидном тюбике. Лобов приветливо поздоровался со всеми и принялся просматривать показания приборов. Результаты были обнадеживающими, довольный, он отпустил обоих врачей.
- Сейчас я вам сделаю снимки в местах переломов, - обратился он к Строму, - если будет больно - потерпите.
Стром сосредоточенно кивнул.
- Скажите доктор, буду ли я ходить?
- Hу, во-первых; я не доктор, а инженер медицинской техники, но в медицине немного разбираюсь. Думаю, вопрос следовало задать так: сможете ли вы вернуться к прежней профессии?
- Hо я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Меня больше интересует, смогу ли я двигаться.
- У вас сломан позвоночник, но спинной мозг не поврежден, - сказал Лобов, прилаживая сканирующий аппарат на груди Строма, - ходить вы будете, а вот профессию я вам рекомендую поменять на какуюнибудь поспокойнее.
- Что может быть спокойнее профессии космонавта? - вмешался молчавший до сих пор Ли. - Летишь месяц, летишь год, а вокруг ничего не меняется. Обстановка неизменна, люди одни и те же. Звезды все одинаковы, их прекрасно можно изучать через телескоп. Планеты тоже разнообразием не отличаются. Hе надо стремиться к звездам - все разновидности планет есть в Солнечной системе.
Лобов удивился, но вспомнив, что Ли философ, улыбнулся:
- Понимаю, вам нужна была профессия, которая позволяет иметь много свободного времени. Hо когда вы учились, времени свободного не было.
Ли в ответ улыбнулся тонкими губами:
- Одно плохо в нашей профессии - не знаешь, когда уйдешь в отставку.
Лобов знал, что выражение "уйти в отставку" у космонавтов означало погибнуть. Просматривая на экране изображения срастающихся переломов, он, задумавшись на несколько секунд, ответил:
- Полагаю, вам тоже не повредит поменять профессию. Как вы посмотрите на профессию биолога, ведь жизнь довольно разнообразна?
- Hо на всех планетах, где обнаружена жизнь, она состоит из одних и тех же компонентов. Везде в основе жизни белок, стандартный набор аминокислот и всюду нужна вода.
- Зато какое разнообразие видов!
- Чистая комбинаторика. Однако в сходных условиях жизнь приходит к одинаковым формам. Впрочем, я с вами согласен биология интереснее космонавтики.
- Hе обращайте на него внимания, - вмешался Стром, - он любит подразнить людей парадоксами. Что там с моими переломами?
- Срастаются. Кстати, как вы их получили?
- Мы слишком быстро стартовали, - Стром отвел взгляд в сторону, - и я не успел занять место в противоперегрузочном кресле. Я лежал на полу, а при резком ускорении перегрузка доходила до 15 G.
Лобов почувствовал, что Стром не хочет говорить правду. Лежа в скафандре на полу даже при очень большой перегрузке невозможно получить такое количество переломов. Скорее всего, он упал. Или налетел на переборку при перегрузке. Вслух он сказал:
