- Как милиционеры, да? - съязвил разочарованно Карен. - Или как учителя? А я-то думал... Получается, ты - что-то вроде совести?
- Не что-то вроде, - с достоинством возразил двойник, - а совесть и есть. Ну, то есть быть твоей совестью - моя забота.
- Что ж получается, когда человек разговаривает сам с собой или сам перед собой в чем-то винится, когда понимает вдруг, что сделал что-то неправильно, все это ваша работа?
- А ты как думал? Мы помогаем человеку понять, что хорошо, а что плохо, и он нас слушается, если, конечно, не совсем уж плохой человек.
- Э-э, так неинтересно, - махнул рукой Карен. - Скучно. А я-то думал...
- Не спеши делать выводы. Быть твоей совестью - одна моя обязанность. А у меня их... не счесть. Прежде всего двойник - самый верный, самый преданный друг человека, который не только делит с ним все горести и радости, но и заботится о нем, защищает его. Лечит - я рассказывал тебе. Развлекает - тоже говорил уже.
- И что же ты еще можешь? - оживился Карен, поддразнивая его.
- А что скажешь. Все могу.
- Проверим, хвастун ты или нет. - Карен поудобнее уселся на кровати. И хватит в воздухе висеть, на нервы действуешь. Вон стул, сел бы, что ли.
- Поздно уж. Тебе скоро вставать. Да и все равно, как только начнет светать, я растворюсь. Потому что солнечный свет сильнее меня.
- Начнет светать? Выходит, я не спал всю ночь, болтая с тобой?
- Может, спал, а может, не спал, - увильнул от ответа двойник. - Не беспокойся, сонным не будешь.
- Погоди секундочку, не растворяйся. - Карен попытался схватить его за руку, но поймал воздух, хотя двойник и не подумал сдвинуться с места. Он очень удивился: - Ты призрак? У тебя нет тела?
- Это тайна, - отозвался двойник. - Да и тебе все равно не понять.
- Потому что мал еще? Уже слышали, - съязвил Карен.
- Не потому. Возраст тут ни при чем. Иные живут всю жизнь, так ни разу и не задумавшись, не попытавшись понять, что такое жизнь и как она устроена. А вот ты, например, с раннего детства был наблюдательным. Я помню, как ты гулял по горам, по лесу: тебя привлекала каждая травинка, каждая букашка. Тебе никогда не скучно в лесу. Будет очень здорово, если ты сумеешь этот интерес сохранить на всю жизнь. Тебе тогда многое откроется.
- А ты, конечно, знаешь все?
- Нет, не все. Но многое знаю. Да и тебе жаловаться грех. Ты ведь тоже кое-что увидел с моей помощью из того, что другим и не снилось.
- Ну, коли так, будь добреньким, помоги с твоей помощью еще одну вещь понять.
- Летающие тарелки?
- Ах, ты еще и мысли читаешь!
- Чудак. Я ведь неотделим от тебя. Мы как бы одно целое.
- Это хорошо, - решил Карен. - Понимаешь, мы часто спорим с ребятами про летающие тарелки. Одни верят в них, другие - не верят.
- А сам-то ты во что веришь?
- Я не знаю. Вот если бы увидеть своими глазами...
- А покататься на ней не хочешь? - с серьезным видом спросил вдруг двойник. - Могу устроить.
- Шутишь! - глаза Карена так и вспыхнули.
- Ни чуточки. Завтра ночью. Жди...
- Ур-ра-а-а! - закричал Карен, забыв, что все спят.
В комнату вошла взволнованная мама в длинной ночной сорочке. Увидела сидящего на постели сына.
- Карь, ты что? - спросила она сонным голосом. - Ты зачем кричал? Плохой сон увидел?
Карен пробормотал что-то невнятное и завалился на подушку.
- Господи, теперь во сне говорить начал, - сокрушалась мать. - Что-то с ребенком неладное. Может, прав был экстрасенс? Может, зря я его не послушалась...
Она коснулась губами лба сына, пощупала ворот пижамы - не влажный ли. Успокоившись, укрыла одеялом до самых ушей и на цыпочках вышла из детской. Карен крепко спал.
* * *
На следующий день в школе он сам затеял разговор о летающих тарелках:
- Кто о них что знает - пусть выкладывает.
- Я слышал, они превращают в пыль самолеты, - заявил Гагик.
- А я, что база их на Луне, - подхватил другой.
- Не на Луне, а в Бермудском треугольнике. Они ныряют на дно океана и оттуда же вылетают. И еще, они летают с любой скоростью, поворачивают под любым углом, зависают в воздухе - и все это абсолютно бесшумно.
- А управляют ими зеленые человечки.
- Гуманоиды! Карлики и великаны. Хватают людей, затаскивают в свою тарелку и делают над ними всякие страшные опыты, а потом выбрасывают. И эти люди ничего не помнят - у них отнимают память.
- Бывало, люди не возвращались вовсе.
- Может, гуманоиды их забирают на свою планету?
- А может, убивают?
- Убивают! - убежденно констатировал Гагик - У-у, гады!
- Да не верьте вы всяким россказням, - сказал отличник Степа. - Сказки все это. Мой папа ни разу их не видел.
- Его счастье, - заметил Гагик. - А то бы они его... - Сделав зверское лицо и скрючив когтями пальцы, он продемонстрировал, как бы гуманоиды задушили Степиного папу.
- В общем, так, - торжественно и звонко перекрыл голоса Карен и сделал паузу, чтобы привлечь всеобщее внимание: - Кто хочет увидеть летающую тарелку, пусть не ложится сегодня до полуночи спать.
- А ты-то откуда знаешь? - спросил кудрявый, как пуделек, Араик. Тебе что, по рации про их маршрут сообщают?
- Да вроде того, - самодовольно заявил Карен, наслаждаясь произведенным впечатлением. - Сегодня... ночью... - он отчеканивал каждое слово, - за мной... ПРИЛЕТЯТ.
- За то-обо-ой?
- Прилетят?
- Сегодня? Ночью?
- А что тут такого? - небрежно усмехнулся Карен, закладывая руки в карманы.
- Треп! - снова скептически отмахнулся Степа. - Нет никаких тарелок.
- Уж больно много ты на себя берешь, - вступился кудрявый Араик.
- Вот именно, - поддержал и Гагик. - Ты же носа от учебника не отрываешь. Зубрила. Где тебе знать, что в небе делается.
- Я-то, может, и не знаю. А вот мой папа - летчик-международник. Уж он бы мне рассказал, если бы что увидел.
Отношение ребят к Степе сразу изменилось. Летчик-международник - это, пожалуй, авторитет.
- Выходит, и правда натрепался Карен, - сказал легковерный Араик, переметнувшись на сторону отличника.
- Ма-альчи-ики-и! Зво-оно-ок! - прокатилось по коридору цыганское контральто медноволосой Майи Богдасаровны. - А ну-ка, в класс.
Стоило Карену усесться за парту, как он услышал знакомый, в сущности свой собственный, голос: "Имей в виду, я откидываю косточку влево".
- За что-о? - взвился над партой Карен.
- Манукян! Прекрати, - сердито одернула его математичка - женщина, пережившая войну, разговаривающая с учениками зычным мужским голосом, будто перед нею не четвероклашки, а рота новобранцев. Но голос ее и мнимая строгость пугали детей лишь при первом знакомстве. На самом деле она была добрая и незлобивая. - Что ты скачешь, как фашист по русскому снегу, а? Или тебе там фугаску подложили?
Класс дружно грохнул, и все посмотрели на Карена. А староста, подслушавшая мальчишеский разговор, ядовито заявила:
