– А психотропный допрос? – улыбнулся в ответ Гусев. – Сам знаешь, что бывает, когда один выбраковщик убивает другого.
– Не успеют, я буду уже далеко.
Гусев фыркнул.
– Ну и ладно, – сказал он. – Кстати, оружие мое у тебя?
– Угу. Потом заберешь.
– Тогда рассказывай.
Инструктор снова поиграл автоматом.
– Для начала статус политбеженца. Деньги, жилье, охрана. Потом, если захочешь, новые документы, новое лицо, все, что можно по программе защиты свидетелей.
– И против кого я должен свидетельствовать?
Инструктор бросил нервный взгляд через плечо – наверное, ему что-то померещилось.
– Ты ведь знаешь, кто именно придумал выбраковку, – глухим шепотом произнес он, подаваясь к Гусеву всем телом. – И как эта идея просочилась в Кремль, к нашим дуракам, которые самостоятельно даже велосипеда не изобретут. И к каким именно дуракам идея попала в руки, ты тоже наверняка знаешь. Кто делал проекты указов – Сто второго и Сто шестого. Кто толкал эту разработку. Ты же все знаешь, Гусев. Расскажи об этом – и к тебе не будет никаких претензий, тебя еще и героем объявят.
– Кто именно объявит? – спросил Гусев.
– А ты не догадываешься?
– Правительство Соединенных Штатов?
– Я этого не говорил.
– Значит, они хотят иметь надежный компромат против режима Литвинова... Что ж, естественно. Но хватит ли для этого голоса одного человека?
– Ты даже не представляешь, как мало для этого нужно. Только несколько слов правды. Но твоим голосом, Пэ. Ты ведь у нас не просто выбраковщик, а Павел Гусев. Расскажи – и наконец-то вырвешься отсюда. Разве ты этого не хочешь?
– Допустим, хочу. Всегда хотел. А твой-то какой здесь интерес?
– Мы уйдем вместе. Можем прямо сейчас, можем чуть погодя. Но желательно не позднее завтрашнего утра. Понимаешь, они собирались кого-то спешно эвакуировать и этот коридор готовы отдать нам.
– А без меня, значит, ты им не нужен...
Инструктор сделал каменное лицо, и Гусев понял, что угадал.
– Попробуй выбраться сам, – мягко сказал он. – Спасибо тебе большое, но я отсюда никуда не уеду. Не могу бросить наших в такой кризисный момент.
– Второго шанса не будет, – прошипел инструктор. – Лови удачу, Пэ, не будь дураком. Ты же в Союзе как в клетке. Пусть она у тебя и золотая, наверное...
– Ошибаешься. Моя жизнь такое же говно, как и у всех прочих.
– Тем более! – оживился инструктор. – У Союза никаких перспектив, он скоро загнется, ты это сам отлично понимаешь. Фашистские режимы подолгу не держатся. Но на твой век бардака хватит. Давай хоть остаток дней проживи как свободный человек!
– А я и есть свободный человек, – сказал Гусев твердо, вставая. – Еще раз спасибо за предложение, но мне оно не подходит. Где мои пушки?
Инструктор раздраженно зарычал, но тоже поднялся на ноги.
– Я жду твоего звонка до рассвета. Подумай. Очень надеюсь, что ты примешь умное решение. Какого черта, Гусев! На хрена тебе расплачиваться за чужие грехи?! Кто тебе этот Птицын... Которого на самом деле не было... Или ты очень любишь старшего Гусева?! Не надо, только мне не п...ди. Ты же их всех ненавидишь, этих людоедов! Думаешь, никто не догадывается, зачем ты пошел в АСБ?!
– И зачем? – спросил Гусев с интересом.
– Потому что ты мечтал их самих забраковать! – выдал инструктор. – Надеялся, что Агентство действительно поубивает всех сволочей в этой блядской стране! Разве не так?
– Господи! – взмолился Гусев. – До чего же вы мне все надоели! Да ни на что я не надеялся! Мне просто нужно было отдать старый должок.
– Какой? – жадно поинтересовался инструктор.
– Пушки мои верни, тогда скажу.
– Да вот они, в ящике...
Гусев покопался в указанном ящике, нашел свое оружие, придирчиво его осмотрел и рассовал по кобурам. «Макаров» он переложил в карман.
Инструктор томился в ожидании. Гусев шагнул к нему вплотную и прошептал в самое ухо:
– А перед собой должок. Ни перед кем больше. Совестливый я очень. Вот так-то...
И ушел, оставив инструктора в расстроенных чувствах.
Отношение к памяти Дракулы на родине совсем не такое, как в Западной Европе. Не то чтобы его считали национальным героем, но уважение к нему несомненно, и сегодня Влад считается одной из ведущих исторических фигур эпохи национального становления страны.
Гусева сцапали в шестнадцать десять, прямо на дороге. Он как раз ехал на диагностику – чрезмерно форсированный двигатель «двадцать седьмой» был капризен, и за ним полагалось внимательно следить. Гусев беззаботно курил, стоя на светофоре, когда с трех сторон его блокировали угрюмые черные джипы.
Гусев еще толком не понял, что случилось, а рука его уже дернула под сиденьем чеку аварийного маяка. Почуяв неладное и оценив расклад сил, выбраковщик повел себя единственно верным образом – не стал хвататься за оружие и вообще нарываться на стрельбу по себе, драгоценному, а просто метнул в эфир сигнал тревоги и сдался на милость победителя. Его выволокли из машины, уперли ствол в висок, сковали руки за спиной и небрежно швырнули в багажник.
«Вдесятером на одного – что за чертовщина?!» – только и успел подумать Гусев, когда его тюкнули по затылку и сознание отключилось.
Джипы взвыли сиренами, включили мигалки и бешено рванули с перекрестка, чуть не переехав высунувшийся слева под «стрелку» вишневый «Порше». Один из нападавших запрыгнул в «двадцать седьмую», бросил на заднее сиденье объемистый чемодан и умчался следом.
Ошарашенный Валюшок протер глаза – ему показалось, что он сходит с ума. Они с Гусевым должны были встретиться в ста метрах отсюда, под загадочной, но от того приметной вывеской: «Православное братство священномученика Епидифора. Оптовый склад». Гусев пообещал договориться на аэсбэшной станции техобслуживания, чтобы Валюшку по-фирменному заклеили треснувший передний спойлер.
Пожалуй, не случись у похитителей такой накладки, Гусеву в этот день пришлось бы хуже некуда.
Гусев очнулся в незнакомом помещении, явно подвальном, намертво привязанный к стулу и совершенно ничего не понимающий. В глаза била ослепительная лампа, вокруг сновали какие-то незнакомые люди.
«Это не наши, – сообразил Гусев, мучительно стараясь припомнить, каким ветром его сюда занесло. – В наших допросных обстановка скорее медицинская. Ой-ей-ей. Наверное, бить станут».
– Очухался? – спросил его некто, прячущийся за режуще ярким лучом. – Ну, привет. Фамилия?
– Где я?
– Фамилия!
