Секретчику показалось, что он правильно наметил линию беседы, но прежде чем приступить к серьезному разговору, генерал решил проверить свои подозрения:
– Не понимаю, как могли вы столько времени прожить бок о бок с таким человеком, как профессор Степанов, – произнес он, внимательно наблюдая за реакцией собеседника, – это потребовало от вас прямо-таки нечеловеческой самоотверженности. Примите выражения моего глубочайшего уважения к вам.
– Идите к черту, – повторил Тихомиров, – в его голосе уже не чувствовалось былой ярости, это был голос человека, совершенно упавшего духом и потерявшего всякую волю к жизни.
„Эдак, пожалуй, он и руки на себя наложить может“, – подумал Секретчик, с неудовольствием ощущая, что почва начинает выскальзывать у него из-под ног.
– Послушайте, Михаил Анатольевич, – вкрадчиво произнес он, наклонив корпус и приближая лицо к Тихомирову, – ответьте мне только на один-единственный вопрос.
Тот бросил на него косой взгляд и пожал плечами.
– Кому предназначалась эта дискета? – тут Секретчик допустил неосторожность, едва не ставшую причиной катастрофы – он кивнул головой на розовую дискету, лежавшую на столе перед монитором.
Тихомиров встрепенулся.
– А вы сами не в состоянии догадаться, кому я ее вез? – спросил Михаил Анатольевич с каким-то странным выражением лица.
– Представьте, нет, – ответил Секретчик, извлекая из своего богатейшего арсенала самую обезоруживающую улыбку.
– Я хотел, чтобы весь мир узнал о том, чем мы занимались на этой секретной Базе, – сообщил Тихомиров, придвигаясь к столу.
– Ну так у вас есть такая возможность. Вы же понимаете, Михаил Анатольевич, что мы не принадлежим к структурам, курировавшим вашу работу. Откровенно говоря, – тут Секретчик доверительно улыбнулся, – мы относимся, так сказать к конкурирующей организации.
– В том-то все и дело… – начал Тихомиров.
В его глазах появился странный блеск, лицо побледнело. Он расцепил слегка подрагивающие руки, лежавшие на коленях и положил их на стол.
Расценив это, как порыв откровенности, Секретчик поощряюще улыбнулся и, откинувшись на спинку кресла, приготовился слушать.
– Я действительно собирался передать эту злополучную дискету в средства массовой информации, это было моей навязчивой идеей уже довольно давно. – Тихомиров помолчал, еще ближе придвинувшись к краю стола. – Слишком давно.
Секретчик уловил нервное подрагивание пальцев, лежащих на поверхности стола.
– Не переживайте так, Михаил Анатольевич, – ласково сказал он, все уже позади.
– Вы так считаете? – спросил Тихомиров с безумной ухмылкой. – А мне кажется, что все еще впереди.
Секретчик докурил сигарету и стал тушить окурок в хрустальной пепельнице, не переставая наблюдать за собеседником боковым зрением. Очевидно сработало его шестое чувство. Доля секунды и Тихомиров сумел бы схватить дискету и там, один только всевышний знает, что бы он с ней сотворил. Выражение лица Тихомирова говорило о том, что он был способен даже проглотить этот кусочек пластика.
– Что-то вы совсем плохой, Михаил Анатольевич, – сказал Секретчик, резко перехватив руку Тихомирова.
Ощутив эту стальную схватку, и поняв, что его безумное намерение неосуществимо, ассистент Степанова впал в истерию. Из этого состояния его пришлось выводить посредством медицинского вмешательства. Наблюдая за Тихомировым, с пеной у рта вырывавшимся из цепких рук двоих конвоиров, Секретчик вынужден был констатировать, что допрос придется отложить до лучших времен. Но необъяснимая внутренняя уверенность подсказывала ему, что эти времена вряд ли когда-нибудь настанут.
* * *
Дзержинец, которому сообщили, что Тихомирова перехватили прямо перед глазами у его подчиненных, рвал и метал. Никогда еще он не был проникнут такой смертельной яростью. Он не знал что будет делать Секретчик, и решил предпринять собственные меры предосторожности.
Прежде всего необходимо было связаться с Базой и предупредить Степанова о возможном нападении людей из военной разведки. Но, как видно, в этот день удача предпочитала обходить его стороной. Дзержинцу не дали возможности связаться с Базой, сообщив, что его срочно хочет видеть Президент.
Полковник провел в резиденции главы государства около двух часов, причем, большую часть этого времени ему пришлось проторчать в приемной в компании с советником, который туманно намекнул Дзержинцу, что речь будет идти о расследовании гибели „Антея“.
Полковник не сомневался, что все это – не более чем отвлекающий маневр. Он готов был поклясться, что знает, кто стоит за нежданно-негаданно начавшейся суетой. Секретчик просто пытался связать ему руки на максимально продолжительное время. И Дзержинца бесило осознание того, что генералу военной разведки этот маневр вполне удался.
Сидя в приемной и с бесстрастным видом изучая роскошную золоченую лепнину на потолке, полковник думал о том, что приближается время решительных действий. Он знал, что рано или поздно им с Секретчиком придется схлестнуться, что называется, в рукопашную. Но оттягивал этот момент на сколько возможно, прекрасно понимая, что встреча с давним врагом тет-а-тет грозит существенно ослабить его позиции. Президент, исполнявший в этой ситуации роль балласта, позволявшего сохранять шаткое равновесие между двумя противоборствующими структурами, начал склоняться на сторону военной разведки. Полковник не мог не отдать должное Секретчику – в этом была целиком и полностью его заслуга. Генерал военной разведки недаром считался мастером плетения политических интриг.
Перспектива переговоров с Секретчиком не радовала Дзержинца тем более, что он ясно видел, нежелание генерала военной разведки идти на сближение с полковником Безопасности. Из этого подразумевалось, что Секретчик вполне уверен в собственных силах и не нуждается в достижении компромисса.
В то же время нельзя было сбрасывать со счетов и того, что генерал, точно также, как и Дзержинец, просто-напросто не собирается делать первый шаг к этому сближению, поскольку это может выглядеть признанием слабости или, того хуже, несостоятельности военной разведки.
Дзержинец знал, что бывает в таких случаях, когда пересекаются интересы двух в общем-то равнозначных сил, представляемых негласными лидерами – так как и Дзержинец, и Секретчик имели над собой номинальных начальников, но чувствовали себя практически полновластными хозяевами в своих ведомствах. В подобных щепетильных ситуациях обычно принято прибегать к услугам посредников. Оставалось только найти подходящую кандидатуру для этой цели.
