— Проклятье! — сказал Мори. — Постарайся появиться не позже девяти.
Тон его голоса говорил совсем иное: «Жаль, я не на твоем месте! И завидую тебе, черт бы тебя побрал!»
— Хорошо, — сказал Чик. — Постараюсь как можно быстрее.
Он бросил взгляд в сторону спальни. Джули уже сидела на постели. Возможно, Мори ее даже видел. А может, и нет. В любом случае, самое время закругляться.
— До встречи, старик! — Чик повесил трубку.
— Кто это был? — сонным голосом спросила Джули. — Винс?
— Нет. Это был мой босс. — Чик поставил воду для второй порции кофе. Потом вернулся в спальню и сел на кровать рядом с девушкой. — Привет! Как дела?
— Я забыла свою расческу, — прагматично сообщила Джули.
— Я куплю тебе новую в автомате, что стоит в холле.
— Это же просто пластмассовый мусор.
— Хм-м, — только и сказал он, чувствуя, как душу все больше заполняет горячая любовь и сентиментальность.
Ну и ситуация! Девушка в постели, а он сидит рядом, в одной пижаме… Это была горестно-сладкая картинка четырехмесячной давности, из его последнего семейного жизненного этапа.
— Привет! — повторил он и погладил ее бедро.
— О боже! — сказала Джули. — Как жаль, что я не умерла!
Нет, она ни в чем его не обвиняла, более того, в этом ее восклицании не было никакого намека на истинное желание смерти. Просто она как бы возобновляла прерванный ночной разговор.
— Зачем все это, Чик? — спросила она. — Я люблю Винса, но он же — настоящий кретин. Он никогда не станет взрослым и не взвалит на плечи жизненные заботы. Он всегда будет играть в свои игры, этакое воплощение современной, хорошо организованной общественной жизни, человек из истэблишмента, чистый и простой, хотя таким вовсе и не является. Разве что молод… — Она вздохнула.
Этот вздох остановил руку Чика, потому что был холодным и равнодушным. Она сбрасывала со счетов своего прежнего мужчину, перерезала пуповину, которая связывала ее с Винсом, почти без эмоций. Вернее, эмоции были столь ничтожными, будто она возвращала книгу, взятую в домовой библиотеке.
«Ничего себе компот! — подумал Чик. — А ведь этот человек был твоим мужем. Ты любила его. Ты спала с ним, жила с ним, знала о нем все, что только можно знать… Фактически ты знала его лучше, чем я, хотя он — мой брат столько времени, сколько ты и не жила на этом свете… Нет, женщины подлые и жестокие существа, — решил он. — Ужасно жестокие!»
— Мне… э-э… пора на работу, — нервно сказал он.
— Кофе ты для меня поставил?
— Да, конечно!
— Принеси его сюда. Хорошо, Чик?
Он пошел заваривать кофе, она принялась одеваться.
— Старый Кальбфляйш толкал речь сегодня утром? — спросила Джули.
— Понятия не имею, — отозвался Чик.
Ему даже в голову не пришло включить телевизор, хотя он и прочел вчера вечером в программе о том, что речь передадут. Ему было чихать на все, о чем собирался тарахтеть старый маразматик.
— Тебе и в самом деле нужно тащиться на эту чертову работу?
Джули не сводила с него глаз, и он впервые, пожалуй, увидел, как они красивы. Ее глаза были похожи на хорошо отшлифованные бриллианты, нуждающиеся прежде всего в дневном свете — только так могли проявиться их великолепные качества. У нее была также странноватая для женщины квадратная челюсть и чуть крупноватый рот, пухлые и неестественно красные губы загибались книзу, как у древнегреческих трагедийных масок, отвлекая внимание от неряшливо окрашенных волос. Фигура у нее была просто прекрасная, со всеми необходимыми округлостями, да и одевалась Джули хорошо, вернее, выглядела великолепно, что бы на себя не надела. Ей шли любые тряпки, даже хлопчатобумажные изделия массового пошива, доставлявшие столько трудностей другим женщинам. Вот и сейчас она натянула на себя то же, в чем была вчера вечером — оливкового цвета дешевое платье с круглыми черными пуговицами, но даже в нем она выглядела первоклассно, другого слова и не подберешь. У нее была аристократическая осанка и прекрасные кости. На это указывали ее скулы, нос и превосходные зубы. Немкой она не была, но происхождения явно нордического — возможно, шведка или датчанка. Глядя на нее, Чик подумал, что годы на ней почти не сказываются, она казалась самой настоящей небьющейся игрушкой. Он и представить себе не мог, что она может стать оплывшей, толстой и унылой.
— Я проголодалась, — заметила Джули.
— Ты имеешь в виду, что я должен приготовить завтрак. — Чик не спрашивал, он утверждал.
— Нет, это я буду готовить завтрак для мужика, будь то ты или твой тупица братец, — ядовито сказала Джули.
Сердце Чика снова тронула тревога. Слишком скоро эта девица перешла на резкости!.. Он хорошо ее знал, знал, что она беспардонна, но неужели нельзя было повременить с грубостью хоть чуть-чуть? Неужели она и сюда принесла то настроение, что было у нее с Винсом? Разве не ждала она медовый месяц?
«Похоже, ты влип! — сказал себе Чик. — Слишком многого ты захотел!.. Боже, а может, она уйдет отсюда? Надеюсь, именно так и произойдет…»
Это была совершенно ребяческая надежда, очень смешная для взрослого мужчины. Ни один взрослый мужчина никогда бы не понадеялся на подобный исход. Теперь Чик это понял.
— Я приготовлю завтрак, — сказал он и отправился на кухню.
Джули осталась в спальне и принялась расчесывать волосы.
— Вырубите его, — коротко сказал Гарт Макри своим обычным отрывистым тоном.
Изображение Кальбфляйша замерло. Руки продолжали оставаться поднятыми, зафиксировав последний жест, застывшее лицо ничего не выражало. Симулякр теперь молчал, и телекамеры автоматически выключались, одна за другой; им больше нечего было передавать, и специалисты — все без исключения гехты — знали об этом. Они смотрели на Гарта Макри.
— Мы передали сообщение, — доложил Макри Антону Карпу.
— Отличная работа, — сказал Карп. — Этот Бертольд Гольц, эти «Сыны Иова» выводят меня из себя. Надеюсь, после сегодняшней речи многие из моих вполне обоснованных опасений рассеются.
Он вопросительно посмотрел на Макри, ожидая подтверждения своим словам. Как и все, кто находился в аппаратной, — в основном проектировщики симулякров, работающие на «Карп Верке».
— Это только начало, — отметил Макри.
— Верно, — кивнул Карп. — Но начало отличное!
Он подошел к симулякру и осторожно притронулся к его плечу, как будто рассчитывал, что Кальбфляйш проснется и вновь заговорит. Разумеется, этого не произошло.
Макри рассмеялся.
— Жаль, — заметил Антон Карп, — что он не упомянул Адольфа Гитлера. Сами понимаете, сравнить «Сыновей Иова» с нацистами, а Гольца с Гитлером было бы правильно.