– Товарищи, многостаночников бьют!!!
Стулья и посуда полетели на пол, топот и крики заглушили музыку, вместо нее Марина услышала грохот, а еще визг оказавшихся в гуще драки стахановок.
Она осторожно выглянула из-за укрытия, и успела заметить, как группа товарищей в светлых костюмах очень быстро и постоянно оглядываясь бежит к дверям на кухню. Среди спортивного вида молодых людей Марина разглядела наркома во френче, второго, Микояна, вели под руки сразу два охранника, еще двое рысили следом, прикрывая отход. Группа скрылась в кухне, дверь за ними захлопнулась, а Марина схватила свою сумку, подобрала подол платья и кинулась обратно, к сцене.
Но далеко убежать не успела, ее схватили за край накидки и дернули с такой силой, что Марина еле удержалась на ногах. Тонкая ткань затрещала и поползла по шву.
Марина обернулась и увидела перед собой бледную от злости Груню. Ударница Пичугина по примеру Зезюлина неторопливо засучила рукава блузки и даже поплевала на ладони. Марина попятилась, врезалась спиной в колонну, схватила сумку обеими руками и выставила ее перед собой, как щит.
А рядом набирало силу побоище. Под соседним столом катались, сцепившись, как нанайские мальчики, два стахановца, один из которых был форме, а другой – с оторванным воротником рубашки. Кто-то кого-то лупил подносом. Запущенный натруженной пролетарской рукой пролетел торт – наверняка, на встречу с заранее выбранной целью.
– Иди сюда, курва крашеная, – предложила Груня, обходя стол, – лучше сама иди, – и отшвырнула попавшийся на пути стул.
– Да, крашеная, да! А тебе что – завидно? Зато у тебя патефон есть, а у меня нет, – Марина обежала стол и остановилась спиной к фонтану. Краем глаза она успела заметить товарища Сорокового, широко, по-богатырски, размахивающегося, и вскочившую на стол ударницу в пиджаке с острыми плечиками, которая с яростью волчицы вцепилась кому-то в волосы.
– Груня, что с тобой?! – Марина еще не теряла надежды разрешить все недоразумения мирно, но у Пичугиной было свое мнение на этот счет.
– Туфли она в комиссионке покупает, – многостаночница кралась вдоль стола, загоняя Марину в ловушку между колонной и перевернутым соседним столиком. – Песни поет, корреспондент…
Взгляд у Пичугиной был нехороший, пустой и тяжелый, как у того мерзавца в белом. Марина смотрела на стол в поисках подходящего оружия и одновременно наблюдала за Груней. Беретку ударница где-то потеряла, и теперь короткие жесткие волосы клоками шевелились у нее на голове.
Марина огляделась по сторонам в поисках спасительного выхода. Выхода не было. Зато всего остального хватало. Вот какого-то производственника, с ног до головы измазанного в салатах и подливах, с торчащим из-за уха пучком петрушки, бросили в фонтан. Вот о крепкую шахтерскую макушку с размаху раскололи арбуз, и от сочной кроваво-красной мякоти голова стахановца вмиг сделалась похожей на голову демона преисподней. Вот две стахановки, что недавно рядом дружно отплясывали твист, теперь таскали друг друга за волосы.
– Груня, товарищ Пичугина! Прекратите немедленно! – последняя попытка воззвать к рассудку многостаночницы провалилась. Пичугина кинулась на стол, попыталась перевернуть его, и Марина шарахнулась назад от полетевшей на пол посуды и приборов. „Два – ноль“, – Марина бросилась к вернувшемуся на место столу и сумочкой огрела Груню по голове. Та замахала руками, пытаясь вырвать у Марины ее оружие, оступилась и грохнулась на пол. „Все?“ – Марина перегнулась через стол, и еле успела отшатнуться. Пичугина резво, практически по-джекичановски, вскочила на ноги, выхватила из вазы букет и швырнула его в Марину. Та успела перехватить его на лету, прижала к залитой вином пелерине и прокричала, отбежав к фонтану:
– Тебе тоже понравилось, как я пела? Вернее, как мы пели? Дуэтом? Спасибо! – она издевательски поклонилась и швырнула букет обратно. Такого удара Груня не выдержала, разрыдалась и стала еще опаснее. „Мамочки, что же мне делать?“ – Марина снова бежала вокруг стола от разъяренной многостаночницы. Последняя выкрикивала что-то – отрывисто и несвязно, лишь по отдельным обрывкам слов Марина смогла разобрать, чего именно желает ей, „буржуйке проклятой“ и почему-то „кулацкой подстилке“, Пичугина. Под ногами хрустнули стебли растоптанных цветов – карусель заходила на второй круг.
– Иди сюда! – остановилась и повторила свое приглашение Груня, дыша уже тяжело, словно только что закончила смену на ста пятнадцати станках.
– Зачем? – Марина оглянулась еще раз, чтобы увидеть, как бьется против проклятых шахтеров на их стороне храбрый барабанщик из Утесовского оркестра. Он вел войну барабанными палочками, орудуя ими как нунчаками. Ах ты! Подлой подсечкой подкравшегося сзади пожилого шахтера с оскаленным ртом, полным железных зубов, храбрый барабанщик был свален на пол. И несдобровать бы ему, налетели бы враз на него, беспомощного, злые шахтеры, да учинили бы расправу лютую, но вовремя подоспела помощь. Товарища по музыке отбил скрипач – он, заведя одну руку за спину, в другой держал, как шпагу, смычок и наносил им точные колющие удары, что твой д'Артаньян. Под прикрытием смычка увел товарища к своим, к роялю.
– Поговорить надо, – внесла немного ясности в свои намерения Пичугина и оскалила мелкие щенячьи зубки.
– О чем? – вокруг стола пришлось сделать еще один круг, и Марина снова оказалась прижатой к колонне. Позиция очень невыгодная, надо смываться и побыстрее…
– Груня! Груня, смотри на меня! Хочешь, я тебе часы подарю? Швейцарские! – Марина расстегнула браслет на запястье и подняла часы на уровень глаз. Зрачки Пичугиной задвигались вправо-влево в такт движениям маятника, она на мгновение потеряла бдительность. Марина осторожно, мелкими шагами пробиралась вдоль колонны. Если обойти ее, то можно свернуть налево, там всего один столик, а дальше…
– Ваш заказ, – прозвучало над плечом. Марина выронила часы, схватилась за спинку уцелевшего стула, развернулась и выставила его перед собой. Официант осторожно обошел ее и поставил на середину стола блюдо с жареным поросенком. Очнувшаяся было Груня теперь уставилась на жаркое и не сводила с него взгляд.
– Спасибо, – Марина оттолкнула официанта, схватила со стола ведерко из-под шампанского, заглянула внутрь. Отлично, этого должно хватить. Она перегнулась через стол и выплеснула ледяную воду в лицо потерявшей бдительность многостаночницы.
Груня замычала, замахала руками и попятилась назад. Она врезалась спиной в чашу фонтана, нимфа покачнулась, но устояла. Груня заголосила так, словно по ее лицу стекала не вода, а кислота. Она терла глаза и размазывала по скулам тушь, мокрые волосы липкими космами обвисли вокруг головы. Но Пичугина не сдавалась, она вытянула руки вперед, и, чуя добычу, как потревоженный зомби, двинулась навстречу Марине. Все, бежать некуда: позади стол, слева тоже, но перевернутый, а справа… Туда лучше вообще не смотреть. Ей показалось, что среди спин, голов и рук мелькнули усы Сорокового. Марина отвернулась, схватила со стола блюдо с поросенком и едва не уронила его. Тяжелая обжаренная тушка поползла к краю, ломтики картошки и огурцов упали на ковер.
