Эккерт немного помолчал, думая о холодном, ароматном воздухе, теплом солнечном свете и счастливых детишках, играющих на травянистых тропинках.
— Я догадываюсь, что на тебя это совсем не произвело впечатления? — ядовито спросил Темплин.
Тень легла на лицо Эккерта.
— Тебе это лучше знать, Рэй. Как ты думаешь, смогу я когда-нибудь удовлетвориться собственной культурой?
— Что ты собираешься предпринять?
— Это опасно для человеческого существования, Рэй. Взгляни на это непредвзято — их культура уже убила двоих из нашего народа, и с такой жестокостью, как если бы Танпеш был заселен дикарями-людоедами. Вероятно, мы можем послать большую комиссию, попытаться изменить их.
Темплин вцепился в подлокотники кресла, его лицо стало беспокойно напряженным.
— И это случится в зависимости от рапорта, который ты составишь, так?
— Да.
— Тогда сделай что-нибудь в своем отчете, напиши, что климат там вреден для землян, придумай что-нибудь, только не позволяй изменить Танпеш!
Эккерт долгим и внимательным взглядом посмотрел на него.
— Хорошо, Рэй, — медленно произнес он. — Мы оставим рай в изоляции. Он будет внесен в карантинный список.
Эккерт повернулся и вышел.
Позади него Темплин повернулся в своем кресле и невидящим взглядом уставился в крохотное желтое пятнышко, исчезающее в черноте космоса.
Пер. с англ. Н. Хохловой
Теодор Старджон
МИСТЕР КОСТЕЛЛО, ГЕРОЙ
— Заходите, интендант. И плотнее прикройте дверь!
— Прошу прощения, сэр? — Капитан никогда и никого не приглашал в свою каюту. В кабинет — да, но не в каюту.
Капитан резко взмахнул рукой, и я вошел, закрыв за собой дверь. Это была самая роскошная каюта, какая только может быть на космическом корабле. Я старался не показать, что впервые вижу такое убранство, и не пялиться по сторонам.
Я сел.
Капитан облизнул губы и свирепо уставился на меня. Прежде я никогда не видел его в таком состоянии… Я решил, что мне лучше всего помалкивать.
Капитан вытащил из верхнего ящика стола колоду карт и швырнул ее через стол:
— Сдавайте!
— Прошу про… — начал я.
— Отставить извинения! — взорвался он.
Ладно. Если капитан хочет развлечься картами и джином, пока парсеки пролетают мимо… Я заерзал на стуле. Шесть лет я служил под началом этой хладнокровной счетной машины с рыбьими глазами, и вдруг…
— Сдавайте, — повторил он. Я мельком взглянул на него. Сдавайте по пять карт. Вы ведь играете в покер, интендант?
— Да, сэр.
Я раздал карты и отложил остаток колоды. У меня оказались три тройки и пара фигур. Капитан вперился в свои карты, потом сбросил пару и пристально посмотрел на меня.
— У меня три тройки, сэр, — сказал я.
Капитан отбросил карты, словно мусор, с грохотом встал, повернулся ко мне спиной и уставился на приборную панель, где высвечивались скорость, время, положение в пространстве и пройденный путь. До финиша — планеты Боринкуин — оставался всего день пути или около того, а Земля была далеко-далеко позади. Я услышал странный звук и опустил глаза. Капитан сцепил перед собой пальцы и так их стиснул, что они хрустнули.
— Почему вы не берете? — проскрежетал он.
— Прошу про…
— Когда я играю в покер, а я чертовски часто это делаю, я жду, что сдающий спросит, сколько карт хочет каждый игрок, и даст каждому столько, сколько он сбросил. Вы когда-нибудь слышали об этом, интендант?
— Да, сэр. Слышал.
— Слышали, — он снова отвернулся. Я представил, что он смотрит на приборную панель так же, как на меня, и удивился, почему он просто не разобьет ее вдребезги.
— Тогда почему, интендант, — допытывался он, — вы говорите о своих картах не сбрасывая, не снимая и, главное, не спрашивая, сколько карт нужно мне?
Я задумался.
— Я… мы… я хочу сказать, сэр, мы никогда раньше не играли в покер так, как сейчас.
— Вы играете в покер, не снимая колоду! — он вновь сел и устремил на меня свирепый взгляд. — И кто же изменил правила?
— Я не знаю, сэр. Мы просто… просто мы так играем.
Он задумчиво кивнул.
— А теперь скажите мне вот что, интендант: долго ли вы дежурили на камбузе в прошлый раз?
— Около часа, сэр.
— Около часа?
— Да, сэр, — и я поспешил объяснить, — была моя очередь.
Он ничего не сказал, и до меня дошло, что эти дежурства не входят в обычный корабельный распорядок. Я быстро добавил:
— Это ведь не противоречит вашим приказам, не так ли, сэр?
— Нет, — ответил он, — не противоречит.
Его голос был приторен до отвращения.
— Скажите, интендант, а кок не возражает против таких дежурств?
— О нет, сэр! Он даже благодарен нам за это. — Я знал, он думает о размере камбуза: там и двое — уже толпа. — Он знает, что так все будут доверять ему.
— Вы хотите сказать, что он не сможет вас отравить?
— Эээ… да, сэр.
— А теперь скажите, — продолжал он, и его голос стал еще слаще, — кто придумал, что он может вас отравить?
— Даже не знаю, капитан. Это пришло как-то само собой. Кок не против, — добавил я. — Он знает: если за ним постоянно наблюдают, никто не будет подозревать его. Все в порядке.
— Все в порядке… — снова повторил он за мной.
Я очень хотел, чтоб он перестал все повторять за мной, как попугай, перестал так смотреть на меня.
— И давно ли у нас вахтенные офицеры приглашают свидетеля, заступая на вахту?
— Не могу сказать, сэр. Это вне моей компетенции.
— Не можете сказать? Так подумайте, подумайте хорошенько, интендант! Вы когда-нибудь раньше, до этого рейса, несли вахту на камбузе, видели офицера, требующего свидетеля, чтобы принять вахту, или игроков в покер, играющих без прикупа?
— Ммм… нет, сэр. Не думаю. Должно быть, раньше мы просто не додумывались до этого.
— И никогда раньше у нас на борту не было мистера Костелло, да?
— Не было, сэр.
Я думал, он хочет спросить что-то еще, но он только сказал:
— Хорошо, интендант.
Это все. Я вышел и пошел к себе в корму, озадаченный и огорченный. Капитану не следовало намекать на мистера Костелло. Мистер Костелло прекрасный человек. Как-то капитан поспорил с ним. Это было в комнате отдыха, они кричали друг на друга; точнее, кричал только капитан, мистер же Костелло — нет. Это был большой добродушный человек с мягким голосом и открытым лицом. Открытым и честным. Раньше, на Земле, он был Триумвиром, самым молодым из всех, как он нам рассказывал.
Вы не представляете, каким энергичным мог быть этот добродушный человек! Триумвиры назначаются пожизненно, но мистера Костелло и это не удовлетворило. Понимаете, он должен был постоянно двигаться вперед. Все время кого-то наставлять, пожимать руки всем вокруг, быть вместе с людьми. Он любил людей.
