Роза смотрит на него глазами преданной собаки, и Патрене свирепеет еще больше. Он отлично знает, что здесь она — единственный человек, которому он может полностью доверять.
Избегая ее взгляда, он спрашивает:
— Ты отправила за ним мой элиспринт?
— Конечно, коммендаторе.
— Почему ж он до сих пор не прибыл? Пора бы этому Торболи научиться прилично водить машину.
С Розой он может быть откровенным и ругательски ругать «этого Торболи». Но когда тот наконец появляется, Патрене встречает его с величайшей любезностью. «Мой дорогой друг», — говорит он и при этом не спускает с Торболи недоверчивого взгляда. В отличие от Патрене Торболи не потеет. Кажется, будто планета Нес иссушила его. Высокий, с морщинистой, как у черепахи, шеей, он в разговоре пялит на собеседника свои близорукие глаза. Голос у него скрипучий, монотонный, прежде чем перейти к делу, он любит подробно обрисовать общую ситуацию. Это обычно сбивает Патрене, он начинает нервничать, путаться, и Торболи всегда удается настоять на своем. Он меньше всего похож на подчиненного, скорее на компаньона. В сущности, так оно и есть — ведь солидный пакет акций постепенно перешел к нему в руки.
Патрене завозился в своем кресле.
— Словом, Торболи, в чем суть дела?
— Я тебе уже объяснял: правительство одобрило закон о тарифной сетке для туземцев.
— Значит, решили национализировать предприятие?
— Не люблю я это слово — «национализировать».
Но Патрене уже не слушает его, он должен выговориться.
— Какое они имеют на это право, хотел бы я знать! Они предоставили нам концессию, верно? А раз так, заводы принадлежат нам и только нам.
— Не кричи. Попытайся лучше понять, что происходит. Иначе весь наш разговор — пустая трата времени. Итак, новая галактическая политика…
— Дерьмо, а не политика! Слышать о ней не хочу. Это мы, земляне, принесли сюда высокую цивилизацию.
— Цивилизацию оставь в покое. Мы проиграли выборы. Надо смотреть на вещи трезво.
— Плевать я хотел на твою трезвость! Значит, и ты перестроился? Иди, целуйся со своими туземцами.
— Я бы их перецеловал всех до единого, если б это могло спасти наши капиталы.
Спокойствие Торболи окончательно вывело Патрене из себя. Разразившись потоком отборных ругательств, он закашлялся, вскочил, налил себе коньяку и залпом осушил бокал. Торболи поудобнее уселся в кресле, помолчал, а потом лениво протянул:
— Что толку возмущаться?..
— Нужно было перебить всех этих ублюдков! — Патрене бессильно опустился в кресло.
Лицо у него побагровело, покрылось бисеринками пота.
— А кто будет работать? — со вздохом говорит Торболи. — Успокойся, смотри, с тебя пот градом течет. Прими таблетку и полежи. Положение, конечно, не из приятных. Другие промышленники уже уступили. Теперь наш черед.
— Меня хотят разорить.
— Не преувеличивай. Налоги не так уж велики. Я проконсультировался с мистером Бессоном. Главная опасность исходит от правительства. Нахлынет банда голодных чиновников и начнет копаться в наших делах.
Патрене, проглотив пилюлю, сетует:
— Дожили. Свобода называется. Выставляют пинком под зад, да еще твое же добро норовят присвоить. Всю «Новую Италию».
— Нес принадлежит не тебе, а правительству. Ты построил здесь заводы благодаря государственным субсидиям.
— Все, все их получали…
— Не перебивай. Теперь власти требуют свою долю пирога. Придется отрезать им кусок.
— Черта с два! Скорее я пущу все с молотка.
Торболи молчит. Патрене, обмахиваясь листом бумаги, словно веером, не выдерживает.
— А ты как думаешь?
— Положение и в самом деле довольно сложное. Многие предприниматели буквально потеряли голову. Но «Новая Италия» — сильнейшая промышленная группа на Несе, и мы обязаны выстоять. По-моему, глупо продавать заводы за полцены. Идет крупная политическая игра. Правительство рассчитывает объявить нашу планету неотъемлемой частью Земли, разумеется превратив ее предварительно в своего сателлита. Ему нужны голоса на выборах.
— Сущее дерьмо — вот что такое твоя политика!
Патрене снова разгорячился. Терпению Торболи пришел конец, он поднялся и, глядя шефу в глаза, выразительно произнес:
— Если ты еще в состоянии рассуждать здраво, я остаюсь, нет — до свидания. Запомни, нам нужно хорошенько подготовиться. И прежде всего составить баланс, да так, чтобы к нему не сумели придраться. Нужен толковый кибербухгалтер, но абсолютно надежный и преданный. Из числа старых служащих…
— Тогда заранее откажись от поисков, мой дорогой Торболи. Если кибербух-галтер толковый, ему нельзя доверять. А если болван, то ему опять-таки бессмысленно доверять — он такое натворит…
— Кибербухгалтер не может быть болваном. Я готов удовольствоваться заурядным честным бухгалтером.
— Послушай, нельзя ли придумать анекдот посмешнее? — Патрене встал. — Впрочем, не мешает спуститься в твой знаменитый архив. Если в природе и существует честный кибербухгалтер, то в твоем архиве это должно быть отражено.
— Моего архива никто не миновал, — с гордостью сказал Торболй. — Там все точно, до последней запятой. Надеюсь, этого ты не станешь отрицать, любезный Патрене?
— Согласен.
— А вот служащих в архивном отделе не хватает. Ты всегда скупился на административные расходы.
— Знал бы ты, во сколько мне обходится переброска одного только служащего с Земли на Нес!
— Чтобы деньги давали хороший урожай, их надо сначала посеять, — назидательно произнес Торболи свою любимую сентенцию.
Он встал, распахнул дверь и пропустил своего патрона вперед.
Архив — любимое детище Торболи.
Каким образом ему удалось собрать все эти сведения, Патрене не знает, хотя он из собственного кармана платил и платит шпионам, которые разведали буквально всю подноготную о каждом из служащих. Все сведения записаны на магнитофонную ленту и запечатлены на микропленку.
Когда Патрене впервые узнал об этом, удивлению его не было границ, а Торболи oт удовольствия беспрестанно потирал свои по-обезьяньи длинные руки.
— Разве архив предназначался не для туземцев?
Наверное, впервые в жизни Торболи от души рассмеялся.
— Для этих недоумков?! Нет, главная опасность — это мы сами.
Патрене просматривал микрофильмы, прослушивал пленки, и ему стало не по себе.
— Как это тебе удалось собрать такую информацию?
— Самыми разнообразными способами, мой дорогой, — с необычной фамильярностью ответил Торболи. — Все, начиная от священника и кончая проституткой, принуждены были кое-что рассказать.
