— А что такое «башиниор»? — поинтересовалась Линда.
— Башенный стрелок боевых бронированных машин. И могу сказать, что учили нас не за страх, а за совесть. Например, у нас по всей территории части были натыканы имитаторы пультов автоматов наведения. Они были везде — в спальных помещениях, спортзалах, столовых, в спортгородках и парках. Так что чем бы ты ни занимался — качался на тренажерах, плавал в бассейне, ел, читал или спал, как только раздавался сигнал захвата цели, ты должен был вскочить, подлететь к ближайшему пульту и нажать тангенту «Огонь», «Отбой» или, если на экране были другие цели, перевести маркер прицела на боевую цель и выстрелить. И все это максимум за четыре секунды. — Дэймонд улыбнулся. — Я однажды так торопился выскочить из бассейна, что грохнулся и заполучил закрытый перелом ступни. Две недели хромал в аппарате.
— А почему за четыре секунды? — спросил кто-то. Дэймонд повернулся в ту сторону, откуда послышался вопрос.
— Понимаете, корпус моего танка был изготовлен году этак в семьдесят пятом прошлого века, но все, что внутри и снаружи, давно уже другое. На наших танках стоят системы подавления, способные снизить вероятность поражения танка снарядом или противотанковой ракетой минимум до сорока пяти процентов. А это означает, что для того, чтобы попасть в мой танк, противнику, — Дэймонд развел руками, — кто бы он ни был, потребуется как минимум два снаряда. А минимальное время между выстрелами, с учетом быстродействия автоматов заряжания и рефлексов человека, как раз и составляет четыре секунды.
— Значит, ты должен успеть выстрелить раньше, чем в тебя выстрелят второй раз?
— Не только выстрелить. Первое время на имитаторах действительно были обозначены силуэты только боевых машин. Потом ты мог подбежать и обнаружить, что прицельный маркер наложился на мирный гражданский автомобиль, неведомо как оказавшийся на поле боя, а танк-противник торчит где-то за бугром и в ста э-э… ярдах подальше. Потом показывалось несколько целей, и ты должен был определить, по какой стрелять первой. Иногда надо было успеть поменять тип снаряда, иногда вид оружия, поскольку лупить из орудия калибром сто двадцать пять миллиметров по легкому бронетранспортеру — глупо, достаточно спаренной двадцатипятимиллиметровой пушки. Каждую неделю задачи все усложнялись и усложнялись, так что к итоговому учению мы уже насобачились так, что за двадцать секунд умудрялись «положить» шесть-восемь целей в порядке уменьшения опасности, при этом пару раз за серию поменяв вид оружия и умудрившись оставить невредимыми пару «мешалок» э-э… небоевых целей.
— А вы стреляли настоящими снарядами?
Дэмонд кивнул:
— Конечно. На полигонах. И на итоговом учении. Но там мы стреляли по большей части без автоматов наведения.
Флай хмыкнул:
— Мазали?
Дэймонд утвердительно качнул подбородком:
— Сначала жутко. А к весне… — Он прищурился. — Вон тот джип видишь? — Деймонд показал рукой на небольшой старенький японский «Мицубиси паджеро пинин», маячивший на опушке леса где-то в паре миль от них. — Так вот, любой башнер моего призыва, используя только простой оптический прицел и стандартные ручные приводы, на спор попадет ему из танковой пушки точно в стекло боковой двери, причем передней или задней, на твой выбор.
Флай некоторое время напряженно раздумывал над его словами.
— Так у вас обязательно служит каждый?
— Да.
— И как давно это у вас?
Дэймонд пожал плечами:
— В России так было всегда. На протяжении тысячелетий. Каждый мужчина — воин.
— То есть все ваши сто восемьдесят миллионов…
Дэймонд рассмеялся:
— Ну, не сто восемьдесят, поскольку женщины служат только по желанию, к тому же часть мужчин уже не подходит по возрасту, состоянию здоровья и иным показателям, но подготовленных резервов у Императорских вооруженных сил достаточно…
В тот вечер они засиделись за полночь. Флай быстро набрался и ушел спать, а они с Линдой расположились на лужайке под тентом. Она долго расспрашивала его о жизни в Империи, а потом проводила до калитки…
На следующий день Дэймонда разбудил отец. Сам Дэймонд еще не совсем адаптировался к смене часовых поясов и потому начинал отчаянно зевать задолго до темноты, а вот просыпался не в пример позже других, ближе к полудню.
— Дэйм, проснись, Дэйм… у меня плохие новости.
Дэймонд открыл глаза и сел на кровати.
— Что такое, папа?
Отец держал в руках очки, и по колебанию их дужек Дэймонд понял, что у него дрожат руки.
— Беда, сынок. Вчера вечером русские запустили огромный спутник. Сто пятьдесят тонн весом. А сегодня утром Президент в радиообращении к стране заявил, что подобные действия Императора представляют собой прямую угрозу Америке. И что он отдал приказ начать переброску американских вооруженных сил в Европу.
Дэймонд потер ладонью лицо, шумно вздохнул и отбросил одеяло.
— Да, папа, ты прав, надо вставать. — Он спрыгнул с постели, с хрустом потянулся и попросил: — Папа, позвони, пожалуйста, в аэропорт и закажи мне билет на ближайший рейс до Москвы.
Отец несколько мгновений стоял, молча сверля взглядом спину своего уже совершенно взрослого сына, потом тихо произнес:
— Этого-то я и боялся, — и вышел из комнаты.
— Все, парни, приехали, выгружайсь!
Дэймонд, сидевший у заднего борта, откинул полог, без которого они задохнулись бы от пыли, высунулся из кузова и с интересом осмотрел окрестности. Полевая база… Да-а-а, наверное, когда-то это было тихое и безлюдное местечко, но сейчас оно напоминало гигантский муравейник. Тут его пихнули в спину.
— Ну че застыл, вылезай… — И он поспешно перекинул ногу через борт…
Дэймонд прилетел из Нью-Йорка (добираться пришлось на перекладных, поскольку, как ему объяснили, часть самолетов гражданских авиакомпаний была задействована для переброски войск в Европу) четыре дня назад. В аэропорту было на удивление пустынно. Впрочем, какое уж тут удивление? Из-за угрозы военного столкновения большинство рейсов в обреченную Империю было отменено. Скучавший за столиком таможенник слегка оживился, увидев Дэймонда, но, поймав взглядом катившийся за ним, будто собачка за хозяином, чемодан (сестра и родители напрочь отказались его брать) и добротный, но без особых изысков костюм явно ивановского покроя, тут же потерял к нему всякий интерес. Граждане Империи всегда шли по «зеленому коридору». Однако Дэймонд сам остановился у стойки.
